Пока ты молод - [18]

— Я однажды поплатился за это, — уже серьезно заговорил Михаил и, быстро расстегнув гимнастерку, оголил левое плечо. Узкий, серповидный шрам выделялся своей краснотой на смуглой, загорелой коже. — Но все-таки я его сделал по-казацки. Может, помнишь, как в «Тихом Доне» Григорий таким приемом обезвредил одного пристававшего к нему солдата. Забыл, а я всегда запоминаю подобные вещи.

— Каждому, конечно, свое. Но, если не секрет, где это тебя угораздило?

— На практике, под Ужгородом.

— А кто он? — поинтересовался Федор.

— Да ну его, Федя, — уклонился от ответа Михаил. — Давайте лучше подумаем о нашей завтрашней вылазке на рыбалку. Пройдем с удочками эдак от Серегиных ключей и до самой Русалкиной скалы и не пропустим ни одного уголка на нашем старом Громоклее.

Сергей улыбнулся. Он явственно увидел сейчас упомянутые Михаилом уголки… Серегины ключи, Лампино, Большой брод, Казачьи костры, Дед первый, Дед второй, Ворожиха, Малый брод, Стрижи, Подкова, Русалкина скала. К югу и северу от Копповки, по течению затерянной в степи речки и против течения чуть ли не каждый клочок земли имеет свое поэтичное неизгладимое имя, которого-то и на самых подробных картах не найдешь. Земля была чужая, а народ любовно подбирал для нее имена, закрепляя их навечно в своей памяти, будто знал, что когда-то земля эта будет, наконец, принадлежать ему. И такое встретишь, куда бы ты ни поехал и ни пошел по всему Громоклею с его прозрачными звонкими ручьями, посеребренными мечущейся в них безмятежной плотвой, с его то серыми в засушливые дни, то ярко-зелеными после благодатных летних дождей скалами; такое встретишь, куда бы ты ни поехал и ни пошел по всем замоложенным — именно замоложенным! — землям неповторимой Родины. Их нужно беречь, эти драгоценные россыпи народные, искать и открывать их точно так же, как давным-давно в детстве Сергей вдвоем с Мишей Держаком открывали Серегины ключи, заглушенные илом от весенних заносов…

Иначе станешь похожим на тех, вместе с которыми он, Сергей, отказался отмечать Первое мая. И тогда непременно приглянешься тем же покровителям, что опекают сейчас Куталову, Железина, похваливая последних за их умение делать не по возрасту удачные эксперименты с рифмой, за хлыстовские радения в стихах вокруг наших недостатков. А потому в стихах тех нет ни настоящего человека, ни запахов и красок родной земли. Это путь к самооскоплению…

— О чем ты задумался? — Михаил хлопнул Сергея по плечу.

— Так, о разном… Пойдемте в клуб. А утром — на рыбалку.

VII

С дядей Гришей Сергей встречался часто. Но поговорить так, как они оба предполагали, им все не удавалось. И лишь в августе такой случай представился.

Стоял сухой ветреный день. Ни Сергею, ни Михаилу, у которого истекали последние дни отпуска, не хотелось в такой ветер идти купаться, хотя вода была теплой круглыми сутками. Они взяли шахматы, постелили в саду у самого забора, под кустами буйных лопухов, одеяло и начали играть. Когда подходила к концу вторая партия, до них донеслось сначала легкое мерное гудение «Победы», а затем и ее требовательные, частые сигналы.

— Кто-то к тебе, — заметил Михаил и первый встал на ноги, отряхивая брюки. Сергей тоже поднялся, и они поспешили к калитке, выходящей на улицу.

На месте водителя сидел председатель колхоза Войленко, рядом с ним — дядя Гриша. Открыв дверцу и поздоровавшись с друзьями, председатель предложил им:

— Так что, хлопцы, я решил исполнить обещанное. Захвачу вас в поле. Посмотрите, как хлеб-соль добывается. А то, чай, и подзабыли уже. Ну-ну, не оправдывайтесь, помню, что когда-то в летнюю страду были покладистой производительной силой…

— На прицепке больше, — вставил дядя Гриша. — Я даже помню, как они однажды ночью чуть под трактор оба не попали. Уснули на суволоке, поджидая трактор с другого гона… Ну, едете?

— Конечно! Что за вопрос? — сразу же согласился Сергей. — Я вот только сейчас предупрежу мать — и полный вперед.

— Тогда поторопись, — сказал Михаил, влезая на заднее сиденье.

— Я мигом, — и Сергей побежал в дом.

Когда он вернулся и сел рядом с Михаилом, тот спросил у Войленко:

— Дмитрий Павлович, у вас на сегодня какие дела по ту сторону Громоклея?

Тот усмехнулся.

— Это на второй-то бригаде? — и, не оглядываясь, добавил: — Каждый день есть, Миша. А что?

— Может, туда махнем. На этой стороне я был, когда шел от станции. Да и Сергей тоже. А на той ни он, ни я.

— Ну что ж, на вторую так на вторую! — согласился Войленко и включил мотор.

…Прошуршав по гальке мелководного Серегиного брода, «Победа» понеслась в гору петляющей пыльной дорогой. Миновав белые выветренные насыпи известнякового карьера, она свернула на рыжую глинистую межу, сбегающую вместе с кленовой лесополосой к Глубокой балке.

— Говорят, где-то в этом месте сейчас новый молодой виноградник? — уставясь в затылок дяди Гриши, спросил Сергей.

— Где-то? — усмехнулся дядя Гриша. — Не где-то, а вдоль этих кленов. Но мы сейчас не свернем к нему, иначе вас обоих и за уши не оттянешь от «Лидии». Сначала к вашим с Мишей «залежам» — помните? — а потом можно вернуться и сюда.

— Но… — хотел было что-то возразить Михаил, однако тут же умолк, и никто не понял, что должно было следовать за этим его «но».