Пока ты молод - [10]
Вдруг она замечает нерастаявшие еще кольца дыма над столиком. Сергей настороженно следит за ее взглядом и чувствует, что начинает краснеть. Она замечает и это. Улыбается. Улыбка мягкая, грустная. Голос ее такой же мягкий и грустный:
— Ну вот вы и познакомились… Это мой муж…
— Кто-о-о?
— Мой муж. И не кричи, пожалуйста.
Он резко встал, одернул полы пиджака и направился к выходу. Однако она успела раньше к двери.
— Не станешь же ты отталкивать меня или, хуже того, драться со мной… А жесты у тебя не получаются. Садись за стол лучше. Ну, Сережа, прошу тебя. Я сейчас вытащу из шкафа мускат, белый массандровский…
Сергей заколебался. В горле застрял какой-то горячий комок, мешающий говорить, дышать. Он почувствовал себя настолько одиноким, что ему стало теперь совсем безразлично, уйдет ли он сейчас отсюда или останется рядом с этой молодой, слишком молодой женщиной, рядом с этими узкими молящими светло-синими глазами! «Что ей надо от меня? И зачем ей эта игра с огнем, которую она хочет втиснуть в рамки какой-то дружбы… От начала до конца выдуманной дружбы». Он снова, как у подъезда, запрокинув ее голову, яростно поцеловал ее. Она открыла навстречу ему губы. Не помня себя, он вдруг рассеянно отстранил ее и шагнул к столику. Но его тут же остановил слабый вскрик:
— Сергей! Что ты надумал?
— Ничего не надумал. Давай разопьем твой… (чуть было не сказал «пресловутый») мускат. Белый, массандровский. («Глупо как-то выходит у меня с этим передразниванием… Как и вообще.)
Осуждающе посмотрела на него, промолчала. Затем подошла к маленькому буфету, открыла дверцу, достала салфетку и начала протирать ею тонкие розоватые стаканчики.
Когда все было приготовлено и он разлил вино, она предложила выпить за доверие. Он кивнул.
— Пусть за доверие. С одним только условием: не слишком часто подвергать это доверие испытаниям.
Выпили. Затем наступило долгое, непреодолимое, тягостное для обоих молчание. Снова его рука потянулась к бутылке. Тихие, робкие всплески, скорей даже шепот разливаемого вина. Беззвучно соприкоснулись стенки розоватых стаканчиков… Но всему есть свой предел. Сергей улыбнулся. Улыбка трудная. Понимал, что она ждет: первые его слова, о чем бы они ни были, она примет как извинение за все случившееся. И он заговорил. Первый.
— Как-то на Маяковской я слышал крепкий разговор двух мужчин. Один из них повторял без конца одну и ту же фразу: «Нет, старик, тебя все-таки принцип заел». Мне кажется, что нас сейчас обоих этот самый принцип заел. Правда, Наташа?
— Ну и пусть…
— Что «ну и пусть»?
— Обоих…
— А ты считаешь — только меня?
— Я пока не сказала этого.
И она тоже улыбнулась. Легче и светлей, чем он. Сергей несильно сжал ее руку выше локтя и начал собираться.
— Наташа, а ты все же приезжай как-нибудь в наше гениальное Переделкино, а?
Она засмеялась.
— Ну чего ты смеешься? — и он слегка нахмурился.
— Ты не понял меня, Сережа. Просто мне нравится это слово: «Пе-ре-дел-ки-но». Заманчивое название. Волей-неволей поедешь. Обещаю, но только после последнего экзамена.
— А когда он?
— Двадцать третьего… Да! А куда ты сейчас идешь? Электричек ведь уже нет: половина третьего.
— Зайду в институт и пересплю на столах.
— Позвонишь завтра?
— Да.
— Ну, тогда — до свидания…
— Ты как будто еще что-то хотела сказать, кроме «до свидания»?
— Хотела, но не скажу.
— Почему?
— Зазнаешься.
— Тогда лучше я уйду скромным.
…Но в институт он не зашел. Его зачаровала утренняя Москва. Дворники уже вымыли тротуары. Гасли фонари. Меркла полная луна от приближения к городу несметного света майского солнца. Тихо, просторно, как в предутренней степи. По улицам свободно бродили, зябко потягиваясь, кошки, не потревоженные ни автомобилями, ни пешеходами.
Сергей вышел на Садовое кольцо. Дойдя до Смоленской площади, он на минуту остановился. Раздумывал: свернуть ли ему в сторону Бородинского моста, чтоб попасть на Киевский вокзал, или не сворачивать? Не свернул. Захваченный этим торжественным покоем, чистотой, невесомостью утреннего города, он шел все дальше и чувствовал, что идет навстречу какому-то новому своему стихотворению, зарождающемуся в его бунтующем воображении.
«Здорово сказал старик!» И Сергей начал про себя ругать критиков, толкующих об идеализме этих фетовских строк. И вдруг почувствовал, как все его тело охватил мгновенный не то цепенящий, не то обжигающий озноб, словно от неожиданного крика в ночи: так с ним случалось только тогда, когда осязаемо вырисовывались строки нового, предельно волнующего его стихотворения. И главное, что ему труднее всего всегда давалось, он нашел сейчас ту строку, с которой должно начинаться это стихотворение, вернее интонация этого стихотворения. Сначала он шептал ее, затем начал повторять вслух: «Я не хочу, чтоб боль воспоминаний… Я не хочу, чтоб боль воспоминаний…»
Вдруг из строки выпало слово «боль» и стало в нее «свет». Ему показалось вначале, что так лучше, но тут же он отверг новое слово и поставил на место первое, выпавшее. «Оно — как в обойме. А свет пусть будет по всему стиху. Много света… Прозрение, рассвет. Утро. Вот-вот, сегодняшнее утро, московское, мудрое, обещающее. Что обещающее? Может, любовь, а может, и неудачу. И при чем, собственно, здесь любовь… Наташа? Да что это в конце концов за наваждение! Главное-то утро… Я не хочу, чтоб боль воспоминаний… Стык двух «б». Ничего, можно… Нет, нельзя. Я не хочу, чтоб свет воспоминаний… А куда это я забрел? Ого, махнул. Парк Горького. Значит, надо возвращаться. Я не хочу, чтоб боль воспоминаний… Нет, Воротынцев, надо уже садиться за стол с этим стихотворением. Скорей в Переделкино!..»
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Повесть и рассказы о современной армии, о том, как под влиянием армейской службы мужает и закаляется характер вчерашнего десятиклассника, вырабатываются понятия чести, воинского долга, мужского достоинства, о тех трудностях, которые приходится преодолевать молодому солдату на первом году службы.
Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.