Пока мы рядом - [22]
В разговоре воцарилась пауза. Сначала я обрадовался, что хоть кто-то сможет подключиться к моим поискам и разделить мое волнение. Но тут же подумал: а вправе ли я вот так, по телефону, выплескивать на человека все, что случилось? Сименс немолод, ему теперь должно быть что-то около шестидесяти, – вдруг с ним что-то случится? Да и что он сможет предпринять – там, на другом конце провода? Обратится в полицию? Но ведь именно о том, что никуда не надо обращаться, и предупреждали похитители Бесс. Что же все-таки лучше всего сделать?
– Алло, алло! Мистер Сотников, я вас не слышу! Возможно, я должен перезвонить? Ответьте, пожалуйста, я страшно волнуюсь!
Еще бы! Я подождал еще немного, колеблясь. Желание поделиться с кем-нибудь, хотя бы посоветоваться, было непреодолимым. В конце концов, он лучше знает Бесс и подскажет мне, что делать. Да и жизнь этой девушки несопоставима с чьими-то испорченными нервами – моими ли, его ли, в конце концов, зарвавшихся королей из Стасовой карточной колоды…
Я постарался говорить спокойно, четко и предельно аккуратно:
– Господин Сименс? Вы правы, это я, Кирилл Андреевич Сотников, школьный приятель вашей жены. Мы с вами когда-то, теперь уже давно, виделись. Достаточно ли хорошо вы говорите по-русски, чтобы понять меня по телефону? Не слишком ли я тороплюсь?
– О, многоуважаемый мистер Сотников, говорите совершенно свободно! В свое время я заканчивал Университет дружбы народов, русский язык – моя специальность. Вы обратили внимание, как хорошо Бесс объясняется по-русски? Я специально занимался с ней!
– Обратил, конечно, хотя мы мало общались. Я, правда, думал, что занималась с ней миссис Сименс…
– Что вы говорите? Мало общались? Простите, я понял вас правильно? Вам что-то могло помешать? Надеюсь, не «первый отдел», как в советские времена?
– Нет, конечно… Все это пройдено и забыто, мистер Сименс! Хотя… возможно, и лучше было бы встретить только такое препятствие – мы и забыли, насколько оно серьезно…
– Мистер Сотников, я знаю русский в совершенстве, но сейчас я не всегда могу вас понять. Я правильно вас понял: вы говорите, что со стороны «первого отдела» нет никаких препятствий?
– Как и нет никакого «первого отдела», каким он был в пору нашей юности! Буду говорить откровенно, господин Сименс! К сожалению, уже на второй день после приезда Бесс некие люди решились изолировать ее от всякого общения. В настоящее время ваша дочь находится у них в руках. Взамен им нужны документы нашего друга. Я делаю все возможное. Очень надеюсь, что именно сегодня смогу назначить им встречу. Необходимо, чтобы вы поняли меня правильно, мистер Сименс: одним из требований захватчиков было исключение всяких контактов с органами правопорядка. Думаю, это касается и вашей полиции…
В трубке явственно послышался какой-то треск, и наступила тишина. Я даже подумал: что, если немолодой «завлаб» – или, как там у них – «завкаф», – и впрямь завалится прямо у телефона… Мне стало страшно даже лишний раз окликать его…
И вдруг я услышал сказанное совершенно другим голосом, без особых эмоций, кратко, тоном человека, привыкшего отдавать приказы:
– Я понял вас, мистер Сотников. Смею вас заверить – можете на меня во всем положиться. Записываю адрес. Вылечу ближайшим рейсом и доберусь до вас сам.
Положив трубку, я впервые за эту неделю почувствовал настоящее облегчение. Теперь я не просто ждал звонка от похитителей – со мной были и мои друзья, и такой, по-видимому, решительный и надежный человек, каким оказался отец девочки.
«Мы сами накажем его – я и мой отец», – я вспомнил, как Бесс сказала это, – и впервые подумал, что ее врагам не позавидуешь, причем независимо от участия уже упомянутых мною «органов».
Я сгоряча хватил целый стакан водки и неожиданно вырубился. Все поплыло у меня перед глазами. Я схватил бумаги Стаса… и очнулся только утром.
Я кинулся приводить себя в порядок. А потом решил прибрать все касающиеся Бесс и Майки бумаги. Майкины бумаги я свернул в трубку и сунул в большую напольную вазу, где пылились декоративные ромашки, сделанные из настоящих подсохших лепестков, плюша и проволоки – любимое украшение бабки, доставшееся мне по наследству. А когда хватился записок Стаса – не нашел их ни на столе, ни по ящикам и тумбам. Я успокоил себя тем, что четко помнил: вчера спьяну я вроде специально надежно припрятал их, чтобы потом, в безопасности, дочитать…
Сколько раз потом я ругал себя и свою дурь, и эту глупую пьянку в одиночку, и это похмельное самоуспокоение. Ну почему я не отыскал и не дочитал записки Стаса утром? Ведь времени у меня было достаточно? Почему, в конце концов, не набрал Венькин номер, не оставил ему какое-нибудь сообщение о своих планах? Ведь в ожидании Сименса у меня опять проклюнулось стойкое чувство близкой опасности – пришлось даже запить кофе рюмочкой, чтобы приглушить его. А это-то и стало моей самой большой, точнее непоправимой, ошибкой!
Правда, узнал я это значительно позже. А пока полностью «отлакировал» свой внешний вид и буквально прилепился к телефону, ожидая хоть каких-то сведений о Бесс, и мысленно поторапливал Сименса включиться в наш дальнейший план.
Если ты выстрелишь в прошлое из пистолета, оно выстрелит в тебя из пушки… Журналист Кирилл Сотников знает эту пословицу, но тем не менее постоянно вызывает огонь на себя. Ведь именно в прошлом хранятся ключи к тайнам настоящего. Вот искренняя и горячая исповедь погибающего Вадима Волокушина. Талантливый педагог не совладал с талантом ли, с судьбой. И только пристальный взгляд в историю его жизни даст верный ответ. А трагическая история суперпопулярной эстрадной дивы блистательной Зары Лимановой, бесследно пропавшей среди людей? Что привело ее к этому исходу? Почему за ее потаенными дневниками охотятся люди, не останавливающиеся ни перед чем? Прошлое неотрывно смотрит на нас, но мы не должны его бояться, считает Кирилл Сотников, ведь судьбы людей, которые ты пережил как свою, очищают и возвышают тебя.
Стремление людей к простому человеческому счастью напоминает полет мотыльков, безрассудно устремляющихся на огонь. Они обжигаются, мечутся вокруг манящего, но такого коварного призрачного света, обессилев, падают, чтобы, набравшись сил, снова взлететь к огню. Таковы герои произведений Ольги Литавриной. Счастье – рядом, стоит только протянуть руку – и вот оно. Увы, все не так просто… И воспитательница детского сада, привязавшаяся к осиротевшему мальчику, и бесшабашный Венька Малышев, спасающий жену-поэтессу, и незадачливый бизнесмен Леха Летуев, разочаровавшийся в женщинах, – все они стремились к любви, к жизненной гармонии и все потерпели сокрушительное поражение.
Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.
Начинается прозаическая книга поэта Вадима Сикорского повестью «Фигура» — произведением оригинальным, драматически напряженным, правдивым. Главная мысль романа «Швейцарец» — невозможность герметически замкнутого счастья. Цикл рассказов отличается острой сюжетностью и в то же время глубокой поэтичностью. Опыт и глаз поэта чувствуются здесь и в эмоциональной приподнятости тона, и в точности наблюдений.
В книгу включены две повести — «Горы высокие...» никарагуанского автора Омара Кабесаса и «День из ее жизни» сальвадорского писателя Манлио Аргеты. Обе повести посвящены освободительной борьбе народов Центральной Америки против сил империализма и реакции. Живым и красочным языком авторы рисуют впечатляющие образы борцов за правое дело свободы. Книга предназначается для широкого круга читателей.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.
Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.