Пока дышу... - [59]

«В конце концов, не так уж это и важно, — резюмировал свои размышления Сергей Сергеевич. — Парень он трезвый, его на этот застарелый идеализм не купишь. Сейчас молодежь умеет отличать мертворожденные идеи от реальной жизни».

Ох, Марчук! Выбила его из сна своим звонком, а ведь утром на работу. Хорошо еще, что не прямо явилась, а позвонила. Для нее, очевидно, как для многих, фронтовое знакомство ближе самого близкого родства. А ведь, в сущности, фронт в наши дни — это та же карета прошлого, далеко в ней не уедешь.

Кстати, у Марии Васильевны, кажется, внук болел. Надо спросить…

Сергей Сергеевич подумал о старшей медсестре, которую завтра следовало поздравить с днем рождения и получением премии. Это уже относилось к клинике, к тому, что Кулагин называл «делом». И он выпрямился, движения стали четкими, помолодели, и казалось, уже не мягкая куртка на нем, а хрустящий халат, а вокруг — десятки глаз, наблюдающие за каждым жестом профессора Кулагина.

Сергей Сергеевич прикрыл окно — к рассвету воздух посвежел — и быстрыми шагами подошел к столу, где заждалась его открытая тетрадь в замшевой обложке, на которую падал ровный световой круг.

Тетрадь была с алфавитом. Он открыл страницу с буквой «Н» и прочел:

«Никанорова Мария Васильевна, год рождения… сестра в операционной, сын фронтовик, женат, живет отдельно. Климакс. Истерична. Делу предана. Огромный опыт».

Ему доставило удовольствие убедиться, что он вспомнил о внуке Марии Васильевны. И не потому, что она для него чем-то отличалась от других подчиненных. Просто Сергей Сергеевич был неоднократно свидетелем неприятных положений, когда какую-нибудь санитарку спрашивали о здоровье ее ребенка, а ребенок давно умер, или передавали привет семье, а семьи и в помине не было. А однажды Кулагин сам был невольным свидетелем того, как машинистка в министерстве, которую завотделом поздравил с Первым мая, расплакалась, едва он ушел. Оказалось, что он пожелал здоровья ее малышу, а малыша-то у нее, бедняги, не было, хотя только об этом она и мечтала.

Помнится, в тот день Кулагин завел тетрадь, куда вписал всех своих подчиненных. Действительно, нельзя же все упомнить, а между тем люди так чувствительны к вниманию!

Сначала в тетради появились лишь самые общие данные о сотрудниках, потом как-то сами собой стали появляться записи поинтересней — касательно характера, касательно знакомств и даже связей. Все могло в какой-то момент пригодиться, потому что это ведь только гора с горой не сходится… Случалось, что сама по себе незначительная запись иной раз оказывалась весьма полезной. Сергей Сергеевич, как всегда, полистал своего «секретаря». Меньше всего было записей о Крупиной. Оно и понятно. Тамара для него раскрыта, распахнута настежь. Есть даты рождения и вступления в партию. Против последней пометка: «Дал рекомендацию».

Крупина не просила. Как потом она объяснила ему, — стеснялась. А вдруг-де профессор сочтет ее неподготовленной, откажет, и как неприятно будет тогда всякий день встречаться на работе.

Кулагин знал: вряд ли Крупина когда-нибудь ярко блеснет, но в клинике она на месте и подвести — не подведет, поведения отличного. Лет двадцать еще проходит влюбленной в этого черта Горохова, а он еще лет двадцать будет девок перебирать. И как это ему удается? Не такой уж город большой, и он на виду все-таки, а ни скандалов, ни жалоб до сих пор нет.

Сергей Сергеевич открыл страничку на «Г». Кроме общих данных о Горохове было сказано «Не пьет. Женщины». Братья в Москве. Стояла еще жирная «птица» — латинское «V», но хоть означало оно первую букву слова «победа», ничего победного пока не заключало, а означало лишь то, что предложение профессора Кулагина Горохову выпустить цикл статей по тромбозам пока повисло в воздухе.

Строго говоря, оно даже не повисло. Горохов просто отказался. Но Кулагин не считал серьезным его отказ. В конце концов он поймет, что поставить свою подпись рядом с кулагинской — честь, и честь немалая. Статьи за двумя подписями наверняка пройдут в «Вестнике Академии медицинских наук».

Сергей Сергеевич задержался над «гороховской страницей». Врачи — как все люди. Одни тоже хотят получше заработать, другие бегают от алиментов, третьи — энтузиасты, честолюбцы, одержимые, но именно они толкают науку вперед. Общаться с ними, конечно, не так просто, требуется осмотрительность.

Крупиной, к примеру, со всем ее благородством и новеньким партбилетом, не пришло бы в голову положить в коридоре родственницу исполкомовского деятеля, а попу дать отдельную палату. Чушь! Очевидная чушь!

Сергей Сергеевич написал на гороховской страничке слово «поп» и поставил восклицательный знак. Потом закрыл тетрадь и убрал в ящик стола. Он был доволен собой. Он знал своих людей, многое знал о них, понимал, на кого и в чем можно положиться. А это в любом деле главное.

Идя в спальню к жене, Сергей Сергеевич подумал, что пора бы надеть чехлы на картины. Он всегда это делал сам, и делал очень сноровисто, ловко. И еще мелькнула неприятная мысль, вернее ощущение, навеянное глубокой тишиной ночной квартиры: в самом деле, совсем бросила Аня играть! А ведь не так уж она и занята.