Пока дышу... - [138]
— Мистер Кулагин продемонстрировал нам экстра-класс желудочной хирургии! Если он при имеющемся оборудовании и инструментарии так блестяще оперировал, то, владей он всем, чем располагаем мы у себя, операция продолжалась бы, вероятно, минут тридцать, не больше.
Ассистировала Кулагину Крупина. Но и аплодисменты, и похвалы в адрес профессора на двух языках проходили мимо ее сознания, как обрывки чужих разговоров в вокзальном зале. Что бы ни делала, она думала только о Горохове. Она не видела его ни вчера, ни сегодня утром и тревожилась за него, потому что знала — разговор с профессором у него состоялся. И лишь неприятно кольнул пренебрежительный отзыв гостя об их оборудовании. Она-то считала, что и оборудование, и инструментарий у них отличные.
Кулагин без всякого смущения принял комплименты. Выходя из зала с Тамарой Савельевной, он чувствовал себя не только не уставшим, но, наоборот, как бы приободрившимся. Стягивая перчатки, даже напевал что-то и думал, что, если бы все эти неприятности произошли до отпуска, они стоили бы ему много дороже. А так?.. «Все проходит» — так было начертано на перстне Соломоновом. Все пройдет…
Сквозь это благостное состояние вдруг снова проглянула коротенькая, но колкая мысль об опустевшей комнате сына. Он словно всей своей кожей ощущал холодок, исходящий от плотно прикрытой дубовой двери, за которой теперь никого нет.
Впрочем, усилием воли Сергей Сергеевич стряхнул с себя это тягостное чувство.
Искоса он глянул на идущую рядом Крупину. Видно, и у нее мысли были не из веселых. Ну, тут-то дело ясное! Конечно, из-за этого типа! Женщины таких любят. За неукротимый темперамент, надо думать.
— Как видите, желудочная хирургия интересна не только мне, — заметил он. — Не сердцем единым жив человек. И если бы ваш оголтелый Горохов понял это вовремя, думаю, что результаты его деятельности в клинике были бы не столь печальны.
— Ему очень тяжело, Сергей Сергеевич, — с полувопросительной интонацией проговорила, не глядя на Кулагина, Тамара Савельевна.
— Полагаю, что родственникам Чижовой все же тяжелее, — сухо оборвал ее Кулагин. — У меня вчера была ее сестра, участница Великой Отечественной войны, Александра Марчук. Мы встречались с ней на фронте. Я на нее, так сказать, жал всею святостью фронтовой дружбы, но пяти копеек не поставлю, что она не подаст в суд на Горохова.
— То есть как? — резко остановилась Тамара Савельевна. — Какой еще суд? Какое право они имеют привлекать его к судебной ответственности?
— Я не сказал, что его непременно привлекут к ответственности. Я сказал только, что Марчук угрожает подать на Горохова в суд, — терпеливо пояснил Сергей Сергеевич.
Она ничего не ответила. Засунув руки в карманы халата и низко опустив голову, она вдруг резко повернулась и пошла по боковому коридору, даже не попрощавшись с Кулагиным.
Такого никогда еще не было!
Быстрыми шагами Тамара Савельевна шла к кабинету Горохова. Не было никакой надежды застать его там, но ей почему-то хотелось хоть мимо пройти. И, проходя, она коснулась своей большой, сильной ладонью ручки двери.
И дверь открылась.
Федор Григорьевич был ошеломлен не только решением Кулагина, хотя и мысли не допускал, что его просто-напросто выгонят из клиники. Нет, потрясло его не это. Ну, в конце концов, пусть даже уволят, лишат возможности продолжать работу. Но можно ли было ни слова доброго не сказать, ни единым взглядом не поддержать его, понимая, как ему трудно?!
И тем не менее, как это ни странно, войдя в свой кабинет на другой день после разговора с Кулагиным, Федор Григорьевич неожиданно различил в сложной гамме обуревавших его ощущений отчетливое чувство облегчения. Все-таки что-то кончилось. Наступила хоть какая-то, да развязка.
Несколько суток после смерти Чижовой он глаз не мог сомкнуть. А тут, как пришел от Кулагина, упал на диван, даже валик под голову не пододвинул, и заснул. И проспал до вечера.
Ничего толком не видя, Горохов сгребал в портфель из ящиков стола свои вещи, когда открылась дверь и вошла Тамара Савельевна.
В нерешительности она постояла минутку, потом быстрыми шагами подошла к Горохову, спросила шепотом:
— Ну что? Ну как? Вчера я не могла вас найти.
— А!.. — Он махнул рукой, отвернулся от нее, взял свой нелепо раздувшийся портфель, из которого, как у первокурсника, торчал клок халата, и быстро вышел из кабинета. В раздевалке рванул с вешалки свой плащ и поспешил из клиники.
Он пытался сосредоточиться, но мысли растекались и путались.
«Вот и получил сполна, — с горьким удовлетворением говорил он себе. — Куда же теперь? И кто я такой? И чего добивался? Чего угодно, но не славы, не сенсации, нет, нет, нет! Подумать только, что какую-нибудь неделю назад я был почти счастлив!..»
Он шел сгорбившись, неся свой дурацкий раздувшийся портфель, и думал, что теперь уже никогда не найдет в себе сил выпрямиться. Обогнал шумную стайку старшеклассников и вдруг ощутил странное чувство повторности: где-то когда-то он их уже видел. Ах да! Это почти в канун операции Чижова показывала ему старую фотографию: она с друзьями играет в волейбол и радостно смеется, ловя лицом солнечные лучи. Ей было тогда лет семнадцать…
Москва 1959–1960 годов. Мирное, спокойное время. А между тем ни на день, ни на час не прекращается напряженнейшее сражение за человеческую жизнь. Сражение это ведут медики — люди благородной и самоотверженной профессии. В новой больнице, которую возглавил бывший полковник медицинской службы Степняк, скрещиваются разные и нелегкие судьбы тех, кого лечат, и тех, кто лечит. Здесь, не зная покоя, хирурги, терапевты, сестры, нянечки творят чудо воскрешения из мертвых. Здесь властвует высокогуманистический закон советской медицины: мало лечить, даже очень хорошо лечить больного, — надо еще любить его.
Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.
Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.
Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.
Новый роман народного писателя Литвы А. Беляускаса «Спокойные времена» тематически и сюжетно связан с предыдущим — «Тогда, в дождь», изданным «Советским писателем» в 1983 г. В центре внимания автора вопросы нравственности, совести, долга; он активен в своем неприятии и резком осуждении тех, кого бездуховность, потребительство, чуждые влияния неизбежно приводят к внутреннему краху и гибели.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В основу произведений (сказы, легенды, поэмы, сказки) легли поэтические предания, бытующие на Южном Урале. Интерес поэтессы к фольклору вызван горячей, патриотической любовью к родному уральскому краю, его истории, природе. «Партизанская быль», «Сказание о незакатной заре», поэма «Трубач с Магнит-горы» и цикл стихов, основанные на современном материале, показывают преемственность героев легендарного прошлого и поколений людей, строящих социалистическое общество. Сборник адресован юношеству.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...