Поиски путей - [26]

Анну не может удержаться от прогулок, но ему неприятна спокойная вежливость жителей Тай-Е — без тени заискивания перед сильными мира сего. Спокойно-вежливы и исполнены достоинства даже работяги нижайшего пошиба, вроде тех, кто расчищает на улицах снег, не говоря уже о мастерах.

— Они — им надо знать своё место, — говорит Анну возмущённо, когда юный мастер, наносящий узор на оловянный сосуд, улыбается и просит его не загораживать свет. — Он указывает Львёнку! Ему положено быть рабыней, вниз смотреть!

— Я полагаю, ты несправедлив, Анну, — говорит Ар-Нель. — Мы с тобой и этот Мальчик — разные части общей жизни. Аристократ служит Государю, Чиновник — государству, Купец — торгует, Мужик растит ся-и и кормит всех, Ремесленник — создает разные вещи, Воин — защищает нуждающихся в защите. Не годится разрушать части, из которых состоит целое — особенно, части, находящиеся внизу. На них держится верх бытия — если разрушить основу, мир рухнет.

— Тебя послушать, так воин не лучше пахаря, — усмехается Анну. — Пахарь растит хлеб, это — да, это полезно. Но — душа? Что стоит больше — душа воина или душа пахаря?

— Душа пахаря, — смеётся Ар-Нель. — В этом не может быть сомнений. Пахарь не проливает крови и не заставляет никого проливать слёзы. Пахарь обнажает клинок только перед свадьбой — и любую рану своего партнёра ощущает на собственной коже… кто же выше перед Небом?

Анну морщится, шмыгает носом — указывает на Ча пальцем:

— Ты, Ар-Нель, ты нарочно злишь меня!

— Может, это так, может, нет. Видишь ли, дорогой друг… возможно, у нас с тобой разные представления о ценах на что бы то ни было…

— Да! На женщин тоже, да! Ты — в свите женщины, это — позор. Бросает тень на тебя. А ты носишь её знаки, ты всем их показываешь. Ты гордишься, что в свите женщины!

— Я в свите Будущей Матери Государей. Я был её спарринг-партнёром и наставником. Я горд этим, ты прав. Я горд и тем, что смею называть Государыню благословлённым именем — я люблю её.

— Как своего брата? — ядовито спрашивает Анну.

— Как свою сестру. Как отважную и добрую сестру, — глаза Ар-Неля вспыхивают.

— Сестра… нелепое слово. Брат падший. Брат, запятнавший себя. Брат, вычеркнутый из тебя.

— Ах, нет! Боль и гордость рода. Место для нежности в душе.

Чеканщик забыт — принципиальный вопрос. Они выходят из лавки, продолжая спорить — а я за ними. На спорщиков оборачиваются покупатели и парнишка, отложив своё оловянное блюдо, украшенное фениксами, смотрит им вслед. Они идут по узкой улице, не замечая прохожих — в увлечении и азарте.

— Нежность — что это? — спрашивает Анну. Без иронии — просто не знает этого слова на языке Кши-На — и ставит Ар-Неля в тупик. Ча задумывается, даже бросает на меня вопросительный взгляд — но решается обойтись своими силами.

— О, это… то чувство, что испытываешь, рассматривая первый цветок, появившийся на проталине среди снега… или едва обсохшего фазанёнка, только что вылупившегося из яйца — похожего на жёлтый пушистый шарик на ветви златоцветника… То, что чувствуешь к милому, бесконечно уязвимому, нуждающемуся в защите… к фонарику, горящему в сырой ветреной ночи на окне твоего дома.

— Такие слова — для того, кто уже почти не человек? — хмыкает Анну. — Для пустого горшка — для горшка, откуда вытащишь то, что вложил?

Ар-Нель касается собственного лба кончиками пальцев — и делает такое движение, будто стряхивает с них воду: "я не желаю держать в уме этот вздор", достаточно выразительный жест и довольно-таки жеманный.

— Друг мой, это сказано опрометчиво. Надлежало бы относиться с большей бережностью к драгоценному и удивительному сосуду, куда вкладываешь погнутый медяк — не ценишь же ты дороже то, что оставляешь внутри сосуда, мой дорогой? — а вынимаешь слиток золота с голову коня — не дешевле ведь дитя львиной крови?

Анну щёлкает пальцами и хохочет. Толкает Ар-Неля в плечо:

— Не знаю, прав ли ты, но ты находчив в споре! С тобой весело.

Ар-Нель улыбается в ответ:

— Легко найти слова, излагая истину.

— Истина! Это — истина для тебя!

— Анну, видишь ли… Мне кажется, что некоторые вещи, общеизвестные у нас в Кши-На, для Лянчина — экзотическая диковинка… Нечто, вроде стеклянных сторожевых собачек, да? Ты видишь это — и не можешь понять, зачем это нужно: оно ведь непривычно и чуждо для тебя…

— Ты, о чём ты говоришь?

— О любви женщины, — отвечает Ар-Нель, едва заметно пожав плечами.

Анну хватает его за воротник, поднимает к его лицу тонко вышитый край со знаками Юноши:

— Ты, Ар-Нель — ты сам об этом не знаешь! Ты не касался женщины!

Ча мягко вынимает край воротника из пальцев Анну:

— В моей постели не было женщин, мой друг, ты прав. Но в жизни — были. Мать, любившая меня и первая учившая меня держать меч. А ещё меня любит сестра — и я каждый миг помню о дружбе и чистой любви моей Государыни, наполняющей душу гордостью и стремлением оказаться достойным. А что было у тебя?

Анну резко вдыхает — и отворачивается. Спарринг закончился чистой победой милого-дорогого Ча, но, по-моему, он использовал запрещённый приём. Врезал Господину Послу в нервный узел. В болевую точку.

Некоторое время они идут рядом — молча. Потом Ар-Нель трогает Анну за локоть: