Поиски «Озокерита» - [10]

Андрей думал, что ему просто повезло, а между тем, сам на это “везение” никогда не надеялся. Всю свою работу он строил на возможно полном изучении обстановки, на точном расчете. Когда он узнал, что ему предстоит проникнуть в тот город как легальному лицу, он использовал все источники: приказы гитлеровцев в этом районе о режиме, донесения партизан о патрульной службе в городе, тщательно изучал расположение города, чтобы случайно не оказаться около какого-нибудь объекта, где много гитлеровцев и где можно легко попасть в подозрение. В связи с этим он обдумывал и порядок своего появления в городе. Радиостанцию дали ему последнего образца — компактную, самую мощную. Разобрать ее было трудно. Но по его плану она должна быть разобрана. Расчет его был прост: увязать ее в небольшие сверточки. Так как у него была масса подобных сверточков с инструментом и запасными частями, то он надеялся, что в случае если немецкие посты будут осматривать его багаж, брать их измором, самому охотно показывать эти сверточки. А чтобы случайно не попался под руку сверток с какой-нибудь частью от радиостанции, на них были известные одному ему пометки.

Радиостанцию он разобрал по своему проекту. Корпус распилил на мелкие части. Спаять их на месте ему не составляло большого труда. Некоторые детали он облепил гипсом, придав им иную форму. Все это упаковывал в сверточки и десятки раз укладывал их в мешок и выкладывал обратно. Во время подготовки много дней по нескольку часов ходил он с вещевым мешком за плечами, обтирал пиджак лямками, входил, так сказать, в роль. Свою культю руки Андрей обработал специальным составом, и она уже не казалась свежей, недавно ампутированной. Посмотрев на его культю, действительно можно было поверить, что ему оторвало руку, когда он был еще мальчишкой.

Более часа брел Андрей по городу, пока не вышел на улицу Шевченко. Улица эта неширокая, густо застроена небольшими домами. Почти у каждого дома — палисадник, под окнами росли тополя, раскидистые кусты сирени и акации. Многие дома были разрушены снарядами и бомбами. Булыжная мостовая тоже кое-где разворочена взрывами.

Андрей шел, как будто не обращая внимания на редких прохожих, но на самом деле зорко вглядывался в каждого из них, на всякий случай. Издали он стал присматриваться к небольшому серому домику с желтыми ставнями, с высокими тесовыми воротами, около которых было пристроено небольшое помещение в виде ларька, с двумя окнами и дверью на улицу. Подойдя к дому, он уверенно открыл калитку, как будто не раз уже бывал здесь. Поднялся на высокое крыльцо с перилами, вошел в сени, постучал.

— Войдите, — послышался за дверью женский голос.

Андрей вошел. В маленькой комнате с одним окном во двор стоял столик, накрытый узорчатой скатертью, несколько стульев, на стенах висели два портрета в рамках, в одном из них он признал хозяйку дома, знакомую ему по описанию; налево была дверь в горницу, направо — в кухню.

Из кухни вышла хозяйка — полная женщина, с седыми волосами, собранными на затылке в узел, с веером морщинок вокруг глаз.

— Здравствуйте, — сказал Андрей.

— Здравствуйте, — ответила хозяйка. — Вы ко мне?

— Нет ли у вас напиться?

— Есть. Пожалуйста. Садитесь. Вы с дороги?

— Да, с дороги. Из Киева пробираюсь, — говорил Андрей, продолжая стоять.

Хозяйка ушла на кухню. Андрей снял вещевой мешок, положил его на пол, присел на стул. Хозяйка принесла на блюдечке стакан воды. Андрей принял блюдечко, поставил его на стол, взял стакан и начал пить воду.

Каждое слово, которое он должен был произнести при первой встрече в этом доме, каждый его жест были точно расписаны, заранее известны хозяйке дома и служили паролем, и слова хозяйки были ответом на пароль.

На другой день Андрей явился в немецкую комендатуру, где его зарегистрировали по предъявленным документам…

4

Тьма как будто отступала от земли, небо словно поднималось, серело. Таня вышла на полевую дорогу, затем свернула в высокий подсолнух, отошла подальше. В ногах и плечах чувствовалась усталость. Таня сняла с головы большой платок, постелила и села на него. Сбросила плащ, стянула с ног брезентовые унты. Достала из кармана флакон одеколона — освежила лицо, шею, руки. Поправила прическу.

На подсолнухе, на траве лежала роса. Из-за бугра выползало солнце, и косые, казалось, холодные лучи его пробивались сквозь стебли и листья, поднимая легкий, прозрачный парок от земли; крупные капли росы белели на шершавых листьях.

Таня собралась было уже выходить на дорогу, как вдруг услышала гул мотора. По звуку она определила, что это был разведывательный немецкий самолет — “рама”, как запросто называли его наши. Обычно немцы применяли эти самолеты для разведки нашего переднего края. “Странно, что он тут ищет? — подумала Таня. — Неужели немцы заметили наш самолет, догадались, что были сброшены парашютисты и сейчас пытаются обнаружить парашюты? Может быть, подождать мне являться в город, в комендатуру? Нет, наоборот, надо добраться до города как можно быстрее. А может быть, полеты “рамы” не имеют никакого отношения к нашему самолету? Ведь немцы используют “раму” и для разведки партизан, а в этом районе действуют партизаны из соединения батьки Черного”.