Поиски мира - [12]

За окном жалобно заблеяла коза, которую на веревке куда-то тащила рослая румяная женщина в овчинном тулупе. Алвириан вздохнула, прошла к кровати и принялась одеваться.

* * *

Хозяин встретил её угрюмо.

– Я не знаю, где раньше останавливался ваш… дядя. И кто среди зимы продаёт добрую лошадь – тоже не знаю. Это вам надо потолковать с господами рыцарями, а не со мной. И не очень-то мне нравится, что вы бродите где-то ночами.

– Что? – шпионка изобразила гнев. – Я ищу родственника, сбила себе все ноги на этом льду, никто не хочет мне помочь, а вам ещё что-то не нравится? Человеческие чувства трактирщикам не ведомы. Или я мало плачу? Может, мне надо оплатить вашу помощь? – последние слова Алвириан произнесла раздельно.

– Не нужно мне ваших денег. Я правда не знаю, где ваш родственник и где он прежде останавливался. Нет мне до этого дела. И лошадьми не торгую.

– И знать ничего не знаю, ясно.

Дева пошла на конюшню и расспросила мальчишку, прислуживающего там.

Он прошел вместе с ней к её жеребцу, вновь восхищенно засопел и сказал, что вечером пробежит вдоль своей улицы, спросит у кого надо. Алвириан кивнула, потрепала его по щеке и посулила монету за помощь. Про Хлисти парнишка ничего не знал, но помнил купца. Он посоветовал сходить к Западному рынку, там, у трехэтажного дома со сплошной стеной, ну, что у северного конца стоит, длинный такой, в самом углу есть калитка. Постучите и скажите что в баню охота. Там частные бани, купцы любят туда заходить. Ну, и парадный ход есть, ага. Только это ж обходить рыночную стену и дома надо, а так удобнее. Сходите, там знают наверняка.

Они стояли уже у ворот конюшни, и громкий ястребиный крик в вышине привлёк внимание девы.

– Выпустили из замка порезвиться, – с завистью сказал мальчишка. – Гостевым голубям не жить, если увидит.

– И давно у вас так? – спросила Алвириан, наблюдая за ястребом, кружащим над городом.

– Так с тех пор, как Гильом, второй сын Старика, погиб на охоте. Это его птицы. Поначалу их и вовсе отпустили, говорят. Два сокола сразу улетели, а эти вернулись, жили несколько дней на крыше, приносили всякую живность, вот новый герцог и смилостивился – оставил.

– Смилостивился, значит…

Не успела Алвириан удобно расположиться в кресле, как в дверь постучали.

– Что ещё!

– Откройте, госпожа, нам надо поговорить, – произнесли с той стороны на языке империи с каким-то неуловимо мягким акцентом.

Дева насторожилась. Стараясь двигаться бесшумно, вновь выглянула в окно, но не увидела во дворе ни стражи, ни подозрительных людей.

Сунув в рукава кафтана по метательному ножу, Алвириан отодвинула засов.

За дверью стоял юноша с красной прядью волос. Он улыбался.

– Могу ли я поговорить с вами, о прекрасная?

– Вы уже говорите.

– Я слышал, вы ищите коня?

Дева смерила его взглядом.

– Хорошего коня. Привычного к здешней зиме и дорогам.

Миндалевидные глаза немного сощурились.

– Я найду вам такого.

– Чего же вы хотите взамен?

Юноша совершил движение ладонью, давая понять, что говорить он будет только в комнате. Алвириан, склонив голову, пропустила его.

– Меня зовут Лийнос.

– Дахата.

– Не сочтите за пронырливость, но я так же знаю, что вы остановились здесь с целью отыскать своего дядю-купца.

Шпионка вопросительно подняла бровь.

– Что вам за дело до моих поисков?

– О, поверьте, я ваш друг. Мы, дети Юга, должны помогать друг другу в этих суровых землях.

– Откуда же вы?

– Из Сармены.* (область на юге империи, на границе с Арагнашской пущей)

Мой отец прислал меня закупить меха и воск. После дня Лига, когда приедет наш приказчик, я двинусь в обратный путь.

В обходительности гостя крылась угроза, Алвириан всмотрелась в него внимательнее и при свете дня поняла, что вовсе не юноша вошёл в её комнату. Да, мужчина был молод, пожирал её глазами, как и положено отпрыску знатного дома, которому позволено всё или почти всё, вот только еле заметные морщины в углах рта и набрякшие веки могли выдать, что видел он гораздо больше зим, чем сама Алвириан.

– И сколь долго вы находитесь в Алтутоне?

– Вы хотите спросить, не видел ли я вашего дядю? – засмеялся Лийнос, обнажив белые зубы. – Отвечаю: видел, прекрасная госпожа. Видел, как он уезжал. И, может быть, даже знаю – куда.

– О, – протянула дева, – как же мне заставить вас признаться, дорогой соотечественник? Я была бы вам так благодарна…

Торговец молча подступил к ней и впился губами в губы.

* * *

Тахиос едва не загнал коня, с утра и до обеда промчавшись через весь город, побывав у всех ворот и в храме Ибелоры, где иногда принимали на постой странствующих дам. Везде ему отвечали одно и то же: нет, не видели, не приезжала. Сирота ехал обратно и размышлял, просить у чудовища в помощь несколько человек или всё же сунуться в старый город самому, полагаясь лишь на своё проворство и удачу. Она засела где-то там, он чуял это, затаилась, и скорее всего, уже не покажется, пока не сделает все свои дела. И задержать эту деву нет никакой возможности. Если, конечно, не признаться Танкреду. А что он может сказать? Что она дважды повергла его? Что она якобы ищет Зеркало Мира, а на самом деле шпионит? На кого? Что она делала в лавке у старьёвщика, что нашла? Кесковит только с виду был торговцем хламом, Тахиос с детства помнил рассказы о согбенном человечке, продающим зелья ведьмам с Полуночных холмов и торгующим секретами. Они на спор пробирались к его двери и, замирая, слушали, что происходит внутри. И, конечно же, не слышали ничего. Тогда Фали предложил Марну сделать это ночью – в самое полнолуние. «Сами увидите – у него нетопыри вылетают из трубы, а стены светятся.» У самого порога лавки их напугал большой дворовый кот, зашипевший, блеснувший зелеными глазами и они опрометью кинулись обратно, не сговариваясь разделились и каждый понёсся к своей лачуге, искать укрытия возле больших и сильных взрослых.