Поиск-88: Приключения. Фантастика - [23]

— Если захотеть...

— Ты знаешь, сколько ему было в ту пору? Полста! Я и то удивился: как же он угодил на военный флот? Полста — в сорок третьем. А нынче какой год на календаре? Ну-ка, ну-ка, проэкстраполируй, товарищ судоводитель! Да все поправки возьми. На болезни там, раны, на те же годы, на мины-торпеды. И не думай ради бога про Маскема, что коммодору тогда же было под шестьдесят. Эт-то — не пример. Из разного теста, и уход тому тесту разный.

 

Арлекин покинул крейсер к норду от Фарерских островов.

Отряд шел в Портсмут, на юг, и только «Черуэлл», фрегат лейтенант-коммандера О’Греди, поворачивал на вест, чтобы, постепенно уваливаясь к зюйду, ошвартоваться в Ливерпуле: имелись повреждения, требовавшие капитального ремонта. Такую возможность давало сейчас только западное побережье метрополии. Арлекину предложили перебраться на «Черуэлл». Что ж, яснее ясного: Маскем хочет поскорее избавиться от человека, из-за которого на борту столько ненужной болтовни и пересудов. А Владимиру все равно, что на «Черуэлле», что на «Абердине». На фрегате даже лучше — подальше от постной рожи коммодора.

Переправляться решили способом, применявшимся только в шторм, да и то в случае крайней необходимости. Нынче шторм существовал лишь в воображении Маскема, однако приказ коммодора на крейсере — закон, а кто ж будет интересоваться мнением пассажира, каковым, в сущности, являлся теперь русский капитан. Поставили в известность и назначили время перехода с корабля на корабль. Ладно, он, пассажир, как говорится, не гордый — переживет. Да и волна небольшая. И за то спасибо, что разрешили проститься с Робертом Скоттом.

В карцер проводил давешний капрал.

Роберт слегка похудел, но был невозмутим. Они говорили около получаса. Узнал про бабочку, узнал, что Роберт давно, почти с самого детства, скитается по свету, что на родине у него никого не осталось, что единственная сестра перебралась в Абрайрон и, если еще жива (год назад крепко мучилась желудком), то по-прежнему помогает мужу, у которого овощная лавка и который — первостатейная сволочь: за пару пенсов продаст мать родную. Давным-давно он, Роберт, набил ему морду и больше не появлялся в их доме.

«Давным-давно» — любимое присловье шотландца. Хорошее и плохое, даже случившееся вчера, относил к стародавним событиям.

— Заставить бы еще Адольфа подавиться собственным дерьмом и тогда...

— И что же тогда? — подзадорил Владимир.

— Тогда? — Скотт улыбнулся. — Жаль, конвою не удалось в этот раз прорваться к вам. Может быть, повезло, и мне снова бы удалось попасть в Архангельск...

— Снова?.. Приходилось уже бывать там?

— Давным-давно. Не то в одиннадцатом, не то в двенадцатом году... Давненько было — вот и забылось когда.

— Погоди, Роберт, сколько же тебе лет? — изумился Владимир.

— Пожалуй, много. Для матроса многовато, — уточнил Скотт, — на рождество стукнет сорок девять.

— Как же... Каким образом — на «Абердин»?!

— Война! — пожал плечами шотландец. — Много я флагов переменил за свою жизнь, но когда Британия объявила Адольфу войну — вернулся. Доброволец, ну и... Опыт у меня, практика... Взяли.

— Ясно-понятно... Но — Архангельск! Сколько же... вам было в ту пору? Это ж начало века. Почти другое столетие! — Владимир не скрывал изумления. — В те годы погиб «Титаник» — история.

— «Титаник» — позже. Мне было тринадцать, когда я попал на лесовоз «Консул Торн», а я — с девяносто четвертого.

— Выходит, в девятьсот седьмом году.

— Да, так получается. На «Консула» меня взяли камбузным мальчишкой и сразу — в Архангельск за балансами. Грузили с «Эконома». Имелась такая лесопилка в ту пору. И вот накануне выхода в море один матрос, из латышей, привел русского «зайца». Они сторговались за пару бутылок водки. Латыш привел и спрятал, но в горле Белого моря старший механик обнаружил «зайца» и заставил работать. Поставил его масленщиком, но и уголек пришлось штивать из ямы. У парня — ни мыла, ни полотенца. Я как-то раздобыл ему чистую ветошку и зеркальце сунул. Глянул на себя Иван и в хохот — чистый нигер! В Гамбурге ему пришлось заключить контракт, по которому мог уйти с судна только в русском или немецком порту, а «Консул» больше не заглядывал в Россию, да и в Германию тоже. Иван, правда, не рвался домой — было что-то за кормой, связанное с полицией. По-моему, у вас незадолго до того случилась революция или что-то в этом роде?

— Как же — в девятьсот пятом году.

— Я почему так подробно? Никто и никогда не заступался за меня, только Иван. Часто спасал от тумаков и стал мне в ту пору вместо старшего брата.

— И ты решил, что разыщешь его в Архангельске?

— Конечно, нет! — рассмеялся шотландец. — Есть у вас город Фятка? Он был родом оттуда.

— Может, Вятка? Конечно, Вятка.

— Вот-вот!.. Иван Маркофф из Вятки. Он все-таки сбежал с парохода в Сиднее. Только не в австралийском — в канадском. И меня звал, да я не решился. Струсил, попросту. Все-таки «Консул» — верный кусок, да и не привлекал меня берег. Ивана я с тех пор не видел.. Хороший был человек.

— Потому за меня вступился? — предположил Владимир. — Долг памяти и все такое?

— И это тоже, но — не главное. — Роберт поднялся с узенькой скамьи и прислонился к двери. — Говорят, вы ухлопали наци? Ну вот... Я поскитался по свету. Знавал фашистов по Италии и Абиссинии, встречался с ними в Германии, видел их дела в Испании. А Маскем... — шотландец покосился за спину и понизил голос — Он же поклонник Гитлера и Мосли. Верно говорю. Воюет с наци не по своей воле — обстановка вынудила, но — уверен! — если хорошенько пошарить у него в каюте, найдешь обязательно портрет фюрера.