Поиск-88: Приключения. Фантастика - [13]

Владимир заторопился и встал. Натянул влажные рукавицы-брезентухи, в которых спускался в трюм.

— Пойдем-ка, пес, что-то нехорошо на душе... Что-то...

Над головой грянул истошный перезвон: «Боевая тревога!»

Спасло минутное замешательство.

...Услышал взрыв — рванул тугие задрайки, но дверь не поддалась. Нутром, сердцем, сразу сообразил и понял — случилось непоправимое, но от внезапного отчаянья, в полубезумном затмении, дергал рукоятки в обратную сторону, еще плотнее задраивая вход... Палуба раскачивалась, за дверью нарастали гул и скрежет, когда справился с дверью, отшатнулся — в проем колыхнулся рыжий занавес, опаливший лицо нестерпимым жаром. Чадный комок перехватил дыхание, заткнул горло. Владимир не успел, вернее, просто не смог сделать ненужного шага: позади надстройки рванулся к небу огненный фонтан; пронзив его, из недр танкера вырвалась ослепительная вспышка — силуэт мостика на долю секунды возник перед глазами в необычайной четкости и синеве, а следом тугая волна нового взрыва, смягченная все-таки преградой, всколыхнула рыжее полотнище, ударила в грудь.

...Скулил Сэр Тоби, каптерка громыхала железом — вокруг обвально скрежетало многочисленное и разнообразное боцманское добро. Что-то тяжелое рассекло лицо, что-то упало на грудь, что-то придавило руки. Боль! Удар, боль, тычки, снова боль и непонятное крошево. И все же он опять сунулся в дверь, выдираясь из него сквозь грохот и удары.

На месте надстройки вспухал гигантский оранжевый шар. Сгусток огня пожирал и скручивал жгутами остатки тьмы вокруг себя. Полубак дымился, медленно подымаясь на огненных крыльях. Их замах слизнул ресницы и брови, налил огнем свитер и брюки — человек, капитан, ничего не замечал. Команда уже погибла или еще погибала в пламени — его обезумевший взгляд тщетно ловил хотя бы намек на какое-то живое движение, на малейшие знаки присутствия людей...

 

...а тот, обгоревший, механик с «Фатьмы»...

Нос танкера задрался и повис над разливанным морем огня. Нестерпимая яркость шальных вихрей ослепила. Кажется, целую вечность били в глаза желтые молнии, хотя «вечность» длилась секунды и разом оборвалась: предсмертные судороги и корчи танкера швырнули его капитана обратно в каптерку и захлопнули дверь...

4

Глаза раскрылись с трудом, разорвав липкую корочку.

Тьма кромешная — неужели ослеп?! И нет сил пошевелиться...

Силы, впрочем, есть. Кажется, есть, но — малейшее движение, и... боль ломает, корежит тело, а в голове перекатывается раскаленный песок: огонь, кругом огонь!.. Кожа зудит и мозжит — хочется содрать ее ногтями; в глазах опять вспыхнула, замелькала огненная круговерть. Ох!.. замычал и сел: экипажа нет, а он ЖИВ! Почему?!

Рядом зашевелился, взвизгнул, ткнулся носом и влажно лизнул щеку Сэр Тоби... И ты уцелел, пес, а ОНИ?

Пес коротко взлаял и снова облизал воспаленное лицо хозяина. Будто смазал чем-то успокаивающим. Давай-ка еще! Лижи, лижи, псина! Кожа горит, а твой язык, что тампон с лекарством...

Тошнило и кружилась голова, но — терпел, по крупице накапливал решимость подняться и выбраться куда-то и как-то из этой кромешной тьмы.

Очень хотелось пить.

Пошарил вокруг — хаос, бедлам: скобы, цепи, блоки... Все обрушилось с полок, да и они тоже, как подсказали руки, оказались почему-то в вертикальном положении.

— Эт-то что же получается?.. Тьфу, совсем ум отшибло!.. — Владимир обозлился и, встав на колени, еще раз ощупал полки и стояки, стараясь припомнить конфигурацию каптерки. — Та-ак... Выходит, сижу, на переборке форпика, дверь — над головой, а спина опирается... — Ладони коснулись характерной шероховатости пробковой крошки, какой покрывают подволоки всяких подсобок, нащупали решетку плафона. — Хау дую ду, Сэр Тоби!

Выход найден, но что ждет наверху?

Хватаясь за что попало, спотыкаясь, путаясь в каком-то тряпье, добрался наконец до палубы (стоявшей, понятно, дыбом!), взгромоздился на ящики (кажется, в них — мыло...), нащупал подошвой стойку (теперь они, ясное дело, располагались горизонтально), выше — рукой — другую и вскарабкался почти до двери, ощущая слабость и дрожь каждой мышцы. Удалось дотянуться до соединительной штанги. Даже коснуться задраек, но и только. Воздуха не хватило. Как ныряльщику. И как еще не угорел? Словом, пальцы сорвались, и верхолаз грохнулся в тряпье, возблагодарив судьбу, что не подсунула ребро ящика, а то и чугунные щеки канифас-блока.

Со второй попыткой спешить не стал — расслабился и замер, стараясь унять боль неподвижностью и перевести дух.

— Ах, боцман, боцман, скупердяй ты и Плюшкин!.. Спасибо, что берег в хозяйстве всякую ветошную рухлядь... — Старые, много раз стиранные чехлы были мягки. Сэр Тоби ткнулся в бок и прилег рядом, а собственный голос действовал успокаивающе не только на собаку. Потому не останавливался, все бормотал, бормотал, поглаживая пса и чувствуя невыразимое наслаждение от его живого тепла. — Понимаешь, барбос, дверь превратилась в люк, — Сэр Тоби заурчал и сунул нос в ладони, — а до люка тебе не допрыгнуть. Чего урчишь? На воздух хочется, пора, говоришь, действовать? Сейчас и приступим, Сэр, с чувством приступим, с толком приступим и, несомненно, с расстановкой и флотской смекалкой...