Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава - [74]

арварии (Barbaryi) видеть было. Утрие же ничтоже земли не видели есмы, даже (aż) по сем седмагонадесять числа тогоже месяца показалася рано. Тогоже дня из устья (portu) вышли были четыре карабли (nawy). Един наш француский, вящший, который прежде в Сикилии и по сем в Масилии быть имел; тот, понеже прежде неже потребно было из устья двиглся, подняв парусы, когда ветр между западом и севером веял (inter boream et septentrionem spiraret), который италиане по-грецку тремонтана (Graeco tramontana) называют, — на самом выезде wyiściu) мало о каменную гору, Кариофиль[966] названную (о skałę Gariofil), не разбился, от которой уже едва десять лакот был, глас вправду и вопль людский аки тонущих слышать было; понеже господин того карабля в то время немоществовал, а те, которые на его место были, не столь бережны и радетельны были. Другий карабль называша Перасто, в котором аз ехать имел; но понеже его господин купил был иной и к нему искуснейших прибрал работников (żeglarze), а тамошнии зело много нагрузили, к сему нигде не имел ити, тогда иные не советовали во оный внити; на том занеже были богатии купцы, дарили капитана, что их из устья (portu) две турские катарги извлекли; тот вящший карабль волны (fortuna) занесли в Кипр. Третий был тогоже господина, который ко Венецыи плыл; тот такожде едина турская катарга тягнула. Четвертый наш карабль[967] француский, невеликий, который нанял есмь, ис котораго изыти мне было в Крите граде, понеже оттуду хотел есмь во Европу кораблями ехать, где бы мне возможно было нечто отдохнуть, (имущу)[968] а к тому, аще бы море для блиской зимы ехать не допустило. Постановил (postanowił) был с господином тогоже карабля, чтобы меня в устью (porcie), которое ныне называют Калолимиони (Kalolimioni), имел высадить (которое воспоминает святый Лука)[969], частью для становища добраго, частью для того, что недалече было от Александрии; сверх того, въехать в Великое море (in Archipelagum), чтобы мене где высадил, понеже блиско была зима, не смел, и занеже такожде из Средоземнаго моря опасно было тамо въезжать. Что однакоже по сем все помешалося: убо октовриа 15 дне, в 22 часу буря великая воставши тыя четыре карабля, которые однем путем шли, разно разгнала; пачеже наш карабль[970] страшные ветры шатали, даже (aż) о полунощи показался нам святый Герман (котораго тояже нощи шесть крат видети), тогда в то время преста буря. Во утрие же к вечеру такожде великий ветр во всю нощь страшным опасением нас страшил. Седмагоженадесять дне, мало пред [д]вадесять вторым часом, такая великая буря востала, уже никакой надежды не имели. Два убо противные ветры с собою сбилися, африкус и полунощный (Africus et Aquilo)[971] таков вихр[972] з дождем творили, что на едином месте крутили корабль, толкуще и накланяюще, даже (aż) до самаго верху шоглы (masztu) касалися морския волны; где улехчили нечто, сиречь извергающе камение, занеже никакова у нас товару не было; но, силного ради вихра, мало что помогло, когда волны в корабль[973] вливалися и едва нас не потопили. А понеже нощь была зело темная, к тому гром и молния страшная была, однакоже увидели [корабелщики] остров (Маринар нарицаемый)[974], с двемя верхами каменными, который когда увидели, чаяли, что уже на Великое море (in Archipelago)[975] въехали, где два островы пусты недалече един от другаго суть, названы от всех Дивонии (Dywonie). И тако понеже насилие конечное (gwałt ostatni) видели, а саицыя мала была, опустивше все парусы, в средину угодити хотели, чтобы для столь великой бури помоществовати могли, удержевающе корабль между двемя островы, где бы уже ветры тако вредити не могли. Егдаже уже недалече их быхом, собственным смотрением и Божиею благодатию един работник (żeglarz) сверху самые шоглы (понеже те молнии не преставали) увидел, яко токмо един есть остров, который, для двух кончатых каменей (dla dwu szpic), являлся сугуб, между которые имели есмы въехать; чесого ради, абие вси парусы спустивше, един токмо тако висящи о(т)ставили (который называют тринхетум trynchietum, чтобы тот остров минуть могли. Но егда карабль[976] нашь зелными волнами мало не утоплен был и от ветров разрушен, столь много дир имел, что беспрестанно воду изливати принуждены, — изъявлял нам господин (patron), яко уже надежды несть и погибнути всем не-в-долзе приидет. Чего ради начали есмы Господу Богу предаватися, и всяк о своей души мыслил, последняго часа ожидая. По сем (wtem) о полунощи светлость (światłość) святаго Германа увидели, абие ветр полунощный нечто утих, полуденный же силнее карабль[977] гнал, зачем оные каменные горы (skały) минули. Седмократно в то время видели[978] святаго Германа, и, по всяком явлении, преставал полунощный (aquilo) ветр, по сем же утренняя заря являлася. А егда бысть день, увидели есмы, что то был остров, названный Касо[979], Kasso (к которому прибыти желали) пуст, каменных высоких исполнен гор; и егда бы тамо пустилися быхом, безо всякого сумнения погибли быхом на каменех оных, в воде сокровенных. По сем осмагонадесять дне увидели остров Родос, но однакоже весь день и часть нощи зело страшные нас ветры метали, которые, егда святый Герман показался, утихли, и тако последняя часть нощи мирно