Похороны куклы - [62]

– Что-нибудь приготовим. Погуляем. Вспомним… А ты?

– Не знаю. Здесь ничего нет. Даже мишуры на зеркале. Я не сказала Барбаре, что знаю, где Мик. Она и так расстроена. Обещала, что завтра схожу с ней на уборку, у нее новая работа. Хозяйка хочет, чтобы к гостям на Рождество все было прибрано, и Барбара волнуется, как бы не упустить заказ, потому что она уже столько работ потеряла. Но на вид мама такая слабая. Как у вас там?

– Тихо. Тихо-тихо. Как в могиле.

Мне было противно снова лежать в своей узкой кровати. Говорят, что когда уезжаешь, меняешься ты сам, но мне казалось иначе. Больше было похоже, что все вокруг меня незаметно изменилось, так, что это трудно было уловить. Банки на буфете были в основном те же самые, но все немножко сдвинуты со своих мест. В некоторых опустился уровень джема и маринадов, и по какой-то дурацкой причине я с ума сходила, пытаясь вычислить, в каких именно. Все стало выглядеть старше или мне казалось? Краска на перилах облупилась чуть сильнее? В гостиной всегда было пятно на ковре под телевизором? Кое-что вовсе исчезло: например, белая с синим кружка, из которой я всегда пила.

Синди и Пол, правда, по-прежнему были в своем домике; я заметила их с кровати. Они оба лежали у подножья лестницы, наверное, свалились, пока меня не было. Почему-то я вбила себе в голову, что они одни по мне скучали. Я почти видела, как они, распластавшись по полу, ползают из комнаты в комнату и ищут меня.

47 Потаскухина пряжа 24 декабря 1983

Мы с Барбарой поехали на автобусе на ее новую работу. Судя по всему, никто больше в Сочельник трудиться не вызвался. Снова светило зимнее солнце. Оно стояло низко и мерцало между голыми темными стволами, пока мы ехали. Барбара рядом со мной казалась крошечным украшением, она уменьшилась в размерах.

– Так ты его видела? – все спрашивала она, отворачиваясь от окна. – Ты прямо видела Мика?

Она это из меня вытянула.

– Нет, но слышала.

– Что он сказал?

– Ничего, просто шатался по дому.

– Так, может, это и не он был?

В ее голосе звучала надежда.

Я вздохнула.

– Может быть, Барбара.

Она фыркнула.

– Ты теперь стала звать меня Барбарой, да?

– А как ты хочешь, чтобы я тебя звала?

Она снова фыркнула.

– По-моему, Барбара – нормально. Если вдуматься.

Дорога перед нами вошла в лес, и деревья встали короной вокруг россыпи домов.

– Нам здесь выходить, – сказала Барбара.

К тому времени, как мы прошли через деревню, солнце скрылось, и небо стало белым от облаков. День был из тех, когда кожа мира натянута и тонка. Я оглянулась и заметила очертания Тени, взбегавшего со склоненной головой на холм позади нас. Рядом с нами пробиралась сквозь деревья рыжая собака. Я остановилась и прищурилась, глядя вдаль. В такие дни трудно понять, что я на самом деле вижу. Что-то в собаке меня зацепило, хотя она обнюхивала землю и махала хвостом, как обычная живая дворняга. Но я заподозрила, что она «закольцована» и что если завтра я опять сюда приду, она будет делать то же самое. Мы прошли мимо деревенского паба и добрались до ряда домов, сплошь особняков, стоявших поодаль от дороги.

Я оглянулась на Тень. Он трусил вперед, склонив голову, и его босые ноги шлепали по холодному тротуару. Его глаза тускло блестели. Что-то качалось между нами, как цепь, сверкая ярким золотом, потом оно сделалось тонким, текучим и растворилось. Сегодня я его почему-то не боялась. Он снова стал моим старым добрым другом.

Он был взволнован оттого, что мы идем в новое место, это было видно. Я замедлила шаг.

– Только веди себя прилично, – пробормотала я углом рта.

Барбара обернулась, посмотрела на меня, достала из кармана мятый бумажный платок и вытерла нос, покрасневший от холода.

– Миссис Теоболд, – сказала она. – Вот здесь.

Мы свернули на подъездную дорожку и поднялись по четырем широким ступеням крыльца. Тяжелая резная парадная дверь возвышалась, как крышка дорогого гроба.

Миссис Теоболд не успела толком открыть дверь, а уже прищелкнула языком. В руке у нее тоже был носовой платок, она зажала его в кулаке и пихнула костяшки под подбородок.

– Вы опоздали, – выдала она, уставившись на нас.

Я увидела нас ее глазами. Женщина в аляповатом фиолетово-розовом вытертом пальто из гобеленовой ткани, застегнутом до самого подбородка, мокрые от пота кудри прилипли к черепу. Тощая девчонка в парке, доходящей ей до колен, и с родимым пятном.

– Я не знала, что вы кого-то с собой приведете. Кто это?

Барбара, казалось, ушла в себя глубже, чем когда-либо. Ярко-красная помада, которой она накрасилась перед выходом, выделялась на ее губах.

– Это моя дочка, миссис Теоболд. – Голос у нее был слабый, почти неслышный. – У нее вроде как каникулы.

Миссис Теоболд снова сделала прежний странный жест – сунула кулак с платком себе под подбородок, словно хотела себя ударить.

– Ладно, ладно. Вам придется постараться, чтобы все успеть. У меня позже будут гости.

Она с сомнением посмотрела на меня.

– Она может пойти с вами, если будет сидеть тихо. У меня есть очень дорогие вещи. Не позволяйте ей носиться.

За ее плечом виднелось отражение рождественских огней в полированном дереве и стекле. Движение, похожее на ленивый взмах хвоста кита… Я взглянула вниз. Тень сидел на корточках под бурыми сухими головками гортензии у подножья лестницы. Из-под растения торчала лишь одна холодная серая нога. Его голос поплыл ко мне, легкий, как лист на ветру.