Похороны куклы - [59]
– А потом, – продолжал Том, – когда мы вытащили его тело на берег, стало понятно, что он в себя выстрелил, поэтому в воде была кровь. Похоже, этот идиот пытался стрелять в рыбу.
Я накрыла его руку своей.
– Знаешь, мне нужно отыскать свою семью. Из-за этого все опять началось. – Я покрутила головой, словно чуяла мертвецов. – А раз дом Мика и Барбары так близко, я думаю, что начну сегодня.
– Ты ведь помнишь, я сказал, что помогу.
– Я об этом размышляла, пока мы тут сидели. Сегодня последняя среда перед Рождеством. Есть вероятность, что дома никого. Мик в школе, выключает бойлеры на каникулы. Барбара часто ходит по магазинам, каждый день, до самого Сочельника…
Я замолчала, вспомнив странный приток всякой всячины, начинавшийся под Рождество: игрушечных мышек в рождественских курточках и крапчатые куски сыра – с ананасом или с луком. Барбара действительно покупала все это, когда отправлялась в город каждый день на предрождественской неделе? В толпе так легко воровать из магазина.
– Если я попаду в дом, то смогу, как ты и сказал, поискать документы, которые мне что-то подскажут.
Он кивнул.
– Отвезешь меня? Можем сперва понаблюдать за домом и убедиться, что там никого. Они все равно никогда не запирают заднюю дверь.
– Да, я тебя отвезу, – сказал он. – Конечно, я тебя отвезу.
У меня уже покалывало кожу на голове, она дергалась, как под током. От одной мысли, что я снова окажусь в этом доме. От того, что где-то рядом Мик. От возможности найти что-то и стать ближе, ближе, ближе к моим настоящим маме и папе.
45
1 декабря 1970
Льюис все устроил. Они с Анной поженятся. Сопротивление Анны как-то сошло на нет. Он настаивает, что для них, для всех троих, это будет новым началом. Кажется, Льюис считает, что только так и нужно. Он даже позаботился о том, чтобы у них в свидетельстве о браке стояли разные адреса, так что время, которое они прожили во грехе, навсегда уйдет в небытие. Анну зарегистрируют по адресу матери в лесу, а Льюиса здесь, в Ноттинг-Хилле. Если Анна перестанет об этом переживать, то сможет заметить, как он вечно гонится за чем-то новым, чем-то другим, – то за деньгами, то за браком, – и как тащит всех за собой. В последние дни Анна все чаще чувствует себя слабой бьющейся рыбой на леске, а он сидит в лодочке и тянет.
– А что, если я об этом пожалею? – спрашивает она из закутка, где стоит плита. – Я вообще знаю, за кого выхожу?
Но голос ее звучит мягко и податливо, она сама это слышит.
Льюис заполняет все крохотное помещение и обвивает руками ее талию. Руби лежит в переносной люльке на полу.
– С той жизнью покончено, – говорит он. – Теперь нам нужно думать о Руби. Мы не хотим, чтобы она росла с пятном на имени – ко всему прочему.
Анна протыкает консервированную картошку, кипящую в кастрюле.
– Кому в наши дни есть до этого дело?
– Очень многим; люди куда более старомодны, чем можно подумать.
Анна смотрит вниз, на лицо Руби, и вздыхает.
– Ну наверное.
С той ночи, когда Льюис вернулся, он изменился. Теперь кажется, он настроен стать семьянином. Нашел работу на неполный день на лесоскладе, строит планы по управлению розничной торговлей. Говорит об этом с воодушевлением – вообще, единственное, про что он не говорит, это та ночь. Ему как-то удается выразить мысль, что он остался на дальней периферии любой преступной деятельности, а у Анны в последнее время голова слишком забита и затуманена, чтобы толком в чем-то разобраться. Она вспоминает лицо Льюиса и маску, которую увидела в ту ночь, и это ее пугает. Они оба выбросили это из головы как «забавный поворот» – стало легче после того, как выспались и приняли пару таблеток успокоительного, которые достал Льюис. Но сон постоянно ускользает от Анны. Он начинает казаться ей далекой страной, в которой ей никогда больше не побывать.
В день их свадьбы холодно и ясно. На колокольне звонят часы, когда Анна входит в церковь. Крохотная старая церковь в переулке, в Лондоне такое сплошь и рядом. Льюис дал Анне именно то, чего она хотела: все-таки церковь, раз уж дошло до свадьбы; светлый матово-голубой женский наряд с огромными белыми пуговицами; фата фасона «птичья клетка» – так ее называют из-за формы. Анна представляла себе Джеки Кеннеди, когда придумывала образ. Фата рассекает лицо Анны прямо над верхней губой. В руках и на груди у нее ландыши; Сэмюэл и Стелла будут свидетелями; Стелла держит Руби на коленях, сидя на передней скамье. У Сэмюэла на руках его собственная дочь, он придерживает ее под затылок большой ладонью. Анна потом пошлет фотографии и засушенный ландыш родителям. Пригласить их ей в голову не пришло. Они в Лондоне – это такая же фантастика, как деревья, марширующие по городу; этот образ остался в памяти Анны после изучения Шекспира в школе.
Льюис уже стоит у алтаря: темный костюм, черные волосы, белая роза в петлице. Он немыслимо красив, как герой книги, или кинозвезда, или черно-белая фотография Элвиса, которую Анна когда-то видела. Когда Анна идет по проходу, ее охватывает чувство, что что-то оттесняет ее назад, и на одно ужасное мгновение, которое длится целую вечность, ей кажется, будто она не приближается к алтарю. Потом она оказывается рядом с Льюисом; она не помнит, как шла мимо Сэмюэла, Стеллы и двух девочек – она стоит так близко, что видит переплетение нитей в шерстяном костюме Льюиса.
Роман, который сравнивают с «Комнатой» М. Донохью, «Светом в океане» М. Стедман и книгой Э. Сиболд «Милые кости».Давайте познакомимся с Кармел – восьмилетней девочкой, которая любит красный цвет, забавные истории и обожает свою маму. Однажды они вместе отправляются на фестиваль сказок – событие, о котором Кармел давно грезила. Но поездка эта оборачивается трагедией. Вот как все было: продираясь сквозь плотный туман и расталкивая маленькими ручками прохожих, она вдруг поняла, что потерялась. Тогда-то перед ней и возник он – человек в круглых очках, загадочный призрак из ниоткуда.
Телевидение может испортить жизнь. Слышали об этом когда-нибудь? Но не принимали всерьез, верно? Когда пять успешных женщин соглашаются появиться в реалити-шоу, никто не ожидает, что сезон закончится убийством. Да и кто бы поверил, что автор эротических романов или бизнес-леди могут быть опасны. Но правда тем не менее такова: одна из героинь мертва и кто-то должен ответить за это. В своем новом романе Джессика Кнолл, автор мирового бестселлера «Счастливые девочки не умирают», не только исследует невидимые барьеры, которые мешают современным женщинам подниматься по карьерной лестнице, но и предлагает свой особый взгляд на узы сестринства.
Откуда берется зло? Почему дети из обычных семей превращаются в монстров? И, самое главное, будут ли они когда-нибудь наказаны за свои чудовищные поступки? Дэрилу Гриру всего шестнадцать. Он живет с мамой и папой в Канзасе, любит летучих мышей и одиночество. Окружающим он кажется странным, порой даже опасным, правда не настолько, чтобы обращать на него особое внимание. Но все меняется в один страшный день. Тот самый день, когда Дэрил решает совершить ужасное преступление, выбрав жертвами собственных родителей. Читателю предстоит не только разобраться в случившемся, но и понять: как вышло, что семья не заметила волков у дверей – сигналов, которые бы могли предупредить о надвигающейся трагедии.
За день до назначенной даты сноса дома на Принсесс-стрит Мэнди Кристал стояла у забора из проволочной сетки и внимательно разглядывала строение. Она не впервые смотрела в окна этого мрачного дома. Пять лет назад ей пришлось прийти сюда: тогда пропали ее подруги — двенадцатилетние Петра и Тина. Их называли девочками-мотыльками. Они, словно завороженные, были притянуты к этому заброшенному особняку, в котором, по слухам, произошло нечто совершенно ужасное. А потом и они исчезли! И память о том дне, когда Мэнди лишилась подруг, беспокоит ее до сих пор.
Алекс было всего семь лет, когда она встретила Голубоглазого. Мальчик стал ее первый другом и… пособником в преступлении! Стоя возле аквариума с лобстерами, Алекс неожиданно поняла, что слышит их болтовню. Они молили о свободе, и Алекс дала им ее. Каково же было ее удивление, когда ей сообщили, что лобстеры не говорят, а Голубоглазого не существует. Прошло десять лет. Каждый день Алекс стал напоминать американские горки: сначала подъем, а потом – стремительное падение. Она вела обычную жизнь, но по-прежнему сомневалась во всем, что видела.