Походные письма 1877 года - [17]

Дмитрий укладывается, а я не могу расстаться с тобою, друг мой сердечный, даже заочно. Завтра в 5 (как всегда теперь) [встану] и отправлюсь в 7 часов в Бухарест, там уже заказана коляска (не на мое имя), и я прокрадусь в ней к месту предполагаемой переправы (около Систово).

Сейчас получил письмо родителей. Не успел окончить. Радуюсь, что почерк батюшки поправился. Надеюсь, что родители останутся на Елагине, а то поездки из Петергофа в город замучают батюшку. В его годы кататься одному по жаре и духоте не следует. Оставляю это письмо фельдъегерю для отправления послезавтра. Да благословит вас Бог. С завтрашнего дня будем стоять биваком и ночевать в палатках. Дмитрию лучше. Если увижу, что здоровье его терпит от бивака, пришлю его к вам вместе с громадною коляскою.

Обнимаю милых деток. Скажи Леониду, что надеюсь, что он меня срамить не будет и станет отлично учиться. Целую ручки у матушки добрейшей. Жалею для нее, что у вас холодно, как везде. Целую твои ручки, ножки и глазки. Люблю до бесконечности и вижу постоянно перед глазами твой облик милый. Твой верный муж и неизменный друг Николай.

Поправляй твое здоровье, не тревожься и будь уверена, что Бог нас не оставит, не забудет и устроит все к лучшему. То-то было бы хорошо, если бы в августе удалось мне к вам приехать.

No 8

12 июня. Воскресенье

Вчера минуло три недели нашей разлуки, показавшейся мне вечностью, бесценный друг мой Катя. Великолепные здесь ночи лунные - светло, не жарко и думается, когда посмотришь на луну, о тебе. Вчера засмотрелся я на зелень, освещенную луною, и мечтал о том, как мил должен быть вид с круподерницкого балкона и как там хорошо, спокойно, душевно в семейном кругу! Поют ли дети "Коль славен наш Господь", и припоминает ли при этом добрейшая матушка об отсутствующем?

Вчера, как ты знаешь, отправился я в путь, но оказалось, что великий князь Николай Николаевич сделал другие распоряжения, которые заставили меня вернуться в Плоешти, чтобы ехать окончательно к Дунаю на бивак сегодня. Я отправлюсь с Главной квартирой (в том числе и Нелидов) экстренным поездом на Слатину и оттуда в экипажах на бивак к Дунаю близ пункта переправы (90 верст езды от железной дороги). Государь поедет за нами чрез сутки. В четверг мы уже, по всей вероятности, будем за Дунаем.

Первыми переправились в пятницу в 3 часа утра у Галаца на лодках и плотах Ряжский и Рязанский пехотные полки. Дело было молодецкое до безрассудства. Перед устроенным в Браилове мостом затоплена вся страна до крыши домов. Видя, что мостом пользоваться пока нельзя, Циммерман (корпусный командир) отправил бригаду из Галаца. Высадилось - после трехчасового плавания в камышах - 10 рот. Турки в числе до 3 тыс. чел. с 4-мя орудиями и черкесскою конницею атаковали наших около 7 часов утра яростно. Были очень трудные минуты, и бой продолжался до 12 часов безостановочно, становясь несколько раз рукопашным. Наши молодые солдатики выказали себя героями: при самых невыгодных обстоятельствах смело, без оглядки бросались на турок, выгнали их из ложементов, выдержали картечный огонь, отбились от конных черкесов (вырезавших целое звено цепи с офицерами) и преследовали их пешком с криком "Ура"! Турки стали отступать после сильной свалки, но, получив подкрепление и пользуясь своим превосходством (пушки и конница), перешли было опять в наступление. Наконец, к нашим подоспела одна 4-фунтовая пушченка, и неприятель оттеснен к Мачину. К вчерашнему вечеру до 15 тыс. чел. наших уже перешло реку. У нас убито 45 чел. (2 офицера) и около 100 раненых. Много ран штыковых, тяжелых. Воодушевление войск громадное. К сожалению, диверсия едва ли принесет пользу: турки понимают, что общий ход дела не изменится от этого и что главная переправа в ином пункте. Если бы они догадались подвести артиллерию и подкрепления к Мачину, то нашим, лишенным моста и артиллерии, пришлось бы плохо.

Государь прибыл в Браилов в 3 часа ночи, съездил в Галац, осматривал госпиталь, посетив раненых, наградил собственноручно Георгиевским крестом раненого офицера, бывшего первым при высадке, и послал Лорьку Толстого в отряд к Мачину передать бригадному командиру Жукову Георгиевский крест и знаки нижним чинам и одному офицеру. Лоре пришлось быть первому из свитских в передовых войсках. В 5 часов пополудни государь уже вернулся, позвал меня, рассказал мне все виденное и пригласил обедать. Его величество был доволен и расстроган. Столько было пыли при объезде царском, что если бы я был в свите, у меня глаза бы разболелись. Все к лучшему.

Чтобы не обременять своего портфеля, буду отсылать в толстых конвертах накопляющиеся ненужные бумаги. Не запечатывай, ибо не интересные, складывай их где-нибудь. Целую ручки твои и матушки. Обнимаю и благословляю деток. Твой неизменный друг и любящий муж Николай.

Сейчас получил я телеграмму от известного тебе Macgohan{14}, отправившегося по моему совету в Браилов и присутствовавшего при бое: "Tout est fini ici, nous sommes Matchin, reussite splendide, je serais demain Bucarest*. Как я рад, что уговорил великого князя главнокомандующего допустить иностранных корреспондентов в армию. Приняты по моей рекомендации 6 лучших, теперь набралось уже около 50 - чужих и своих. По крайней мере, не станут оспоривать существования наших успехов и подвигов, как бывало прежде. В Европе отдадут справедливость чудным качествам русского солдата, и истина восторжествует над ложью, интригою и коварством наших порицателей и врагов, иностранных и доморощенных. А свои воры хуже чужих. Говорят, что в Петербурге и в некоторых наших посольствах за границею распускают неблагоприятные слухи о нашей армии (о неудавшейся переправе чрез Дунай, о погибели 2-го корпуса и пр.) и злорадствуют (Шувалов). Но вообрази, что даже здесь, среди всеобщего одушевления и соревнования самопожертвования, в двух шагах от государя есть люди, которые только думают о своей личности и о примирении "народного русского фанатизма" (!!). На этих днях канцлер с Жомини мне отпустили такую тираду: "Vous appartenez au parti militaire (я доказывал им, что стеснять военные действия дипломатическим пустословием теперь нельзя); on ne veux pas nous actuellement, mais laissez passer quelque temps et les choses changeront; lorsque le typhus (типун им на язык) et la fi auront d notre brave arm lorsqu'on aura perdu 40 ou 50 mille homme et qu'on verra qu'il n'est pas aussi facile qu'on le pensait d resoudre les probl politiques par 1' on dira que nous avons raison (?!), on viendra (?) nous demander d'arranger les affaires, d'arr 1'effusion de sang et de faire un replatrage quelconque pour en finir!"*.