Поход - [60]
– Да леший его разберёт! С шубой, без шубы! – кричал уже Федя. – Давай потом. Давай ты освободишь Чёрную Лапку. А там поговорим.
– Да не вопрос, – сказал Лось, и Федя с облегчением вздохнул, а Лось добавил: – Только сейчас мне с осиной разобраться надо. Давай после обеда. Завтра.
– Какой после обеда!!! Она погибнет же!
– Той-той-той, – снова затянул Лосяра отсутствующе и совсем приблизившись к осине.
– Кстати, у тебя рога отличные, – уже от безысходности бросил закидушку Федя.
Лось самодовольно хмыкнул. Мол, ясно-понятно. А Федя спросил честнейше:
– А ты пробовал ими жердушки отрывать?
– Жердушки? – вдруг неожиданно быстро сказал Сохатый и впервые взглянул на Федю.
– Жердушки. Там же капкан на жердушке, его же на пол надо спустить.
Лосяра застыл.
– Надо попробовать, ты же не пробовал. Там, кстати, осины вкусней.
Вдруг Сохатый очень медленно зашевелился и, постепенно наращивая скорость шевеления и перестановки своих ходулин, побрёл в сторону Лапки.
Когда пришли, Лапка сидела комочком, онемев от отчаяния. Первый Трёхпал подлетел к Феде и сказал:
– Мы тут скумекали: ведь ещё и жердушку отдирать надо.
«Вот дятел и есть дятел», – подумал Федя.
– Давай, работаем! Лося, смотри Лапку не прищеми. А то знаем тебя… Щас, Лап.
А про себя подумал: «Орясина осиновая».
Дятлы снова подлетели:
– Интересно, возьмёт с первого раза? – вякнул Первый.
– Бесполезно, – сказал Желна. – А если и возьмёт, то гвоздь останется…
– А те чо гвоздь? – бросил Второй.
Сохатый замедленно перетёк к жердушке, некоторое время подлаживался рогом, искал угол, упор и потом как-то неожиданно и быстро рванул так, что она мгновенно отлетела – только гвоздь скрипнул отрывисто и заскорузло-морозно.
– О, нормально! – обрадовался Лось и мотнул головой. – Ещё скрипит ково-то!
– Ну всё! Вставай сюда! – крикнул Федя, но Лось уже говорил:
– Теперь крышу, обожди.
Над жердушкой была прибита на тонкий гвоздь рогулька. На ней лежала берёстина, завившаяся и обхватившая с двух сторон отростки рогульки. Крыша защищала капкан от снега.
– Да какую крышу? – вкричал Федя.
– Не-е-е, – говорил мечтательно Лось, – хороший инструмент – это полдела, мастерство, конечно, тоже… Ну. Какая рогулька крепче? – отрывисто сказал Лось (намекая на свои рога) и, оглядев присутствующих, сломал пополам рогульку. Одна половинка, одинарная, осталась на гвозде.
Дятлы прыснули со смеху. Лось стал её отковыривать. Соболюшка сидела комочком, засыпая и клонясь набок. Лось отколупал остаток рогульки и сказал:
– Не, ребят, не знаю, как вы без рог живёте… – и вдруг бодро спросил: – Следующая далёко? – и сделал движение по путику.
– Той-той-той! – закричал Федя. – Какая следующая?! Сюда иди!
Еле уговорили, можно сказать – подвели, установили, будто это была сложнейшая конструкция, буровая какая-то…
– Так, а ты тут откуда? – вдруг заметил он Лапку. – Не знал, что они в сборе идут…
– Дэвэй, дэвэй! – раздражённо частил Федя. – Вставай сюда!
Лось наконец встал куда надо, но его морда оказалась напротив небольшой рябинки, и он принялся её заламывать зубами:
– Конечно, не осина, но смотри, как надо…
– Убийство! Можешь сюда наступить?
– А?
Требовалось стать задним правым копытом на пружину. Сохатый вроде и понимал, но то соскальзывал копытом с пружины, то наступал на неё не по центру и с такой нелепой силой, что капкан выворачивался, падал набок, бедную соболюшку буквально как плеть бросало о снег, и она вскрикивала.
– Ты его подстучи сзади по ноге. У копыта! – крикнул Федя Второму Дятлу. – Там щи́котное место. Осторожно. Смотри, дёрнет – убьёт её. Так. Давай! Ещё. Ещё!
– Ты не забудь соли пару мешков, – вдруг вывез Лосяра.
– Будет соль! Всё будет! Дятя, смотри, чтоб он Лапку не стоптал! Теперь подними ногу! Да не эту!!! Наказанье! Да! Ставь! Да. Так, сначала нашарь, нащупай! Да не дави! Нащупай! (Тюкни его!) Во! Всё! – крикнул Федя. – Дома! Теперь весом! Весом! Есть – на морде шерсть!
Лапку Федя отправил в своё гнездо, туда же унёс запас привады. Лапка ничего не говорила, только прижималась головой к его плечу и плакала.
– Живи у меня, кором есть, – сказал Федя.
– Нет, нет! – твердила Соболюшка. – На что я тебе такая! Вот лапку залечу – вернусь! У меня лёжка у Нюрингде.
На следующий день Лапка убежала, и как-то сразу отдалилось, ушло поле обаяния. Всё-таки гон у соболя позже, да и поважней дела были. Лапка ушла, но тоска и беспокойство остались, хотя не мыслями, а ощущением проникали в головёнку, в которой всегда одна мысль лежала. Давила, как каменная плита. Видимо, звериное настолько усилилось, что человечье под гнётом засочилось, зашевелилось, как бывает, когда совсем выживают, а места в обрез и за каждый кубик бой. И вопрос, или совсем уйти, или отстоять пространство. Трудное дело.
4. В небе над лесом
Федя заметил, что чем больше чистит капканы, тем сильнее входит во вкус. Иногда, конечно, он и перехватывал мышку для разнообразия и сугрева, но больше пасся на путиках – нравилась лёгкость, да и азарт в работе с дармовщинкой пришёл. Принаглел соболёк. Прижирел. Ещё и сенаставкам наказал:
– Вы мне, эта, сена притащите в дупло. Хвоща помягче. Ясно излагаю?
Сердечная, тихая, своя, искусная манера речи и любовь к людям, и внимание к ним. В мире Тарковского нет пошлости - это тоже от огромной любви к миру. Он вернул нам русского мужика - а то мы уже забыли, как он выглядит. Тарковский несколько раз делал меня по-настоящему счастливым. (Захар Прилепин)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот роман – знаковое для автора произведение. Ранее с перерывом в несколько лет были отдельно опубликованы две его части. В этом издании впервые публикуются все три части романа.«Тойота-Креста» – геополитический роман о любви: мужчины и женщины, провинции и столицы, востока и запада. Это книга о двуглавости русской души, о суровой красоте Сибири и Дальнего Востока и о дороге.Тарковский представляет автобизнес и перегон как категории не экономические, но социокультурные; описывает философию правого руля, романтический и жесткий образ жизни, сложившийся на пустынных сибирско-дальневосточных просторах к концу ХХ века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
По словам писателя Романа Сенчина, Тарковский продолжил художественную летопись Сибири, ставшей для него, москвича по рождению, настоящей родиной. Он пишет о том, как и чем живет этот огромный край к востоку от Урала. И эта жизнь, вроде бы далекая от обитателя большого города, понятна ему и близка. Правда жизни и правда литературы в повестях Тарковского приближаются друг к другу и «искра какой-то единой, единственной правды будто окно прожжет, и что-то смертельно-личное станет вдруг образом».
«Существует предание, что якобы незадолго до Октябрьской революции в Москве, вернее, в ближнем Подмосковье, в селе Измайлове, объявился молоденький юродивый Христа ради, который называл себя Студентом Прохладных Вод».
«Тут-то племяннице Вере и пришла в голову остроумная мысль вполне национального образца, которая не пришла бы ни в какую голову, кроме русской, а именно: решено было, что Ольга просидит какое-то время в платяном шкафу, подаренном ей на двадцатилетие ее сценической деятельности, пока недоразумение не развеется…».
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.