Похитительница кошмаров - [55]

С самодовольной усмешкой Обскура сунула сон в карман. Насекомое-убийца, жужжа, отлетело прочь. У Марен сквозь слёзы вырвался истерический смешок, но она успела замаскировать его рыданием. Не осмеливаясь взглянуть на Амоса, она залезла под сцену.

Колёса её плана заскрипели и пришли в движение.

28

Марен дождалась, когда шаги Обскуры по сцене стихли. Затем подождала ещё немного. Она четыре раза повторила свой танцевальный номер для концерта, затем другие комбинации, какие только вспомнила, плюс ещё несколько, которые придумала на ходу. В дневное время в подполе под сценой было так же жутко и душно, но, по крайней мере, здесь не было мотыльков. Она вытерла рот и на всякий случай провела рукой по волосам. Затем придвинула блок под люк и вытащила из кармана английскую булавку.

– Анри, – прошептала она, просовывая булавку в трещину. – Посмотри, что у меня есть.

Нет ответа. Марен встала на цыпочки и просунула английскую булавку ещё выше – так, что ей в пальцы впились занозы.

– Анри! Прилетай, дорогая птичка, и возьми красивую серебряную английскую булавку. Вот, смотри! – Её губы настолько пересохли, что она сумела свистнуть только с третьей попытки.

Внезапно английская булавка дёрнулась. Марен едва не разжала пальцы, однако сумела затащить булавку обратно. Над сценой проскрипел возмущённый крик.

– Анри. – Марен высунула лишь самый кончик английской булавки – этого было недостаточно, чтобы попугай смог её вырвать. – Можешь сказать мне что-нибудь новое?

Анри поводил клювом, пытаясь достать булавку.

– Анри, – сказала Марен. – Повтори: «Ты никогда, никогда не проснёшься».

– МАРЕН В ТЕАТРЕ «ЗВЁЗДНЫЙ СВЕТ».

Марен слегка поводила английской булавкой, чтобы та отразила свет.

– Это очень хорошо, но давай попробуем вот это: ты никогда, никогда не проснёшься. Ты никогда не проснёшься. Скажи это, Анри.

– TON PERE EST UN HAMSTER[21].

– Послушай меня, Анри, – сказала Марен, всеми силами стараясь не выдать отчаяния в голосе. – Это должно помочь бабуле. Ты ведь хочешь спасти её, да?

Долгая пауза.

– КОГДА НЕ ПРОСНЁШЬСЯ.

– Хорошо! – Марен почти полностью высунула булавку, давая Анри возможность ощутить вкус металла, а затем утащила её обратно. – Ты никогда не проснёшься, пока не отпустишь их.

– НИКОГДА НЕ ПРОСНЁШЬСЯ, ТЫ НИКОГДА НЕ ПРОСНЁШЬСЯ.

– Хорошо, – прошептала Марен. – Ты никогда не проснёшься, пока не отпустишь их.

– ПОКА ТЫ ИХ НЕ ОТПУСТИШЬ, ТЫ НИКОГДА, НИКОГДА НЕ ПРОСНЁШЬСЯ.

Марен заставила попугая повторить фразу ещё несколько раз, а затем полностью дёрнула английскую булавку под доской сцены.

– Анри, послушай меня.

Когтистые лапы попугая запрыгали то в одну сторону, то в другую.

– Анри, ты меня слушаешь? – Ещё один пронзительный крик. – Анри, найди Обскуру, мадемуазель Жоли. Иди в комнату с лампой и найди мадемуазель Жоли.

– JOLIE MADEMOISELLE BONJOUR, BONJOUR, CHERIE[22].

– Да, именно так. – Сердце Марен станцевало в её груди ча-ча-ча. – Найди её и скажи: «Ты никогда не проснёшься, пока не отпустишь их». Скажи это мадемуазель Жоли, и тогда мы сможем спасти бабушку. – Марен полностью протолкнула булавку вверх, и та выскользнула из её пальцев. – Поторопись!

– ТЫ НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА НЕ ПРОСНЁШЬСЯ. – Анри улетел, и его пронзительный крик постепенно стих. – TES POCHES SONT PLEINES DE NOUILLES[23].

Измученная, но бурлящая крошечными пузырьками надежды, Марен снова рухнула на пыльный блок. Ей оставалось одно: ждать.

29

Через двадцать минут люк распахнулся. Во мрак протянулась тонкая рука, и Марен за неё ухватилась. С удивительной силой Обскура вытащила её вверх, и через секунду Марен упала на сцену. Глаза балерины были закрыты, скованные глубоким сном, но она развернулась и побежала в дальний угол сцены. На одной её ноге был пуант с болтающимися тесёмками, другая нога была босая. С криком ужаса она запрыгала по сцене. Её ноги летали в десять раз быстрее обычного. Обогнув сцену, злодейка-балерина тихонько всхрапнула, перепрыгнула через Марен и отчаянно замахала оркестровой яме.

– Замедлите темп! Я не могу угнаться! – Задыхаясь, Обскура завертелась волчком. – Кто-нибудь, скажите дирижёру.

Закусив губу, чтобы не рассмеяться, Марен отступила в сторону. Это была первая фаза кошмара, который она создала. Анри успешно выполнил свою миссию.

– НИКОГДА, НИКОГДА НЕ ПРОСНЁШЬСЯ! – Сжимая в когтях раздавленную и, несомненно, мёртвую пчелу-убийцу, попугай влетел в комнату и, приземлившись на стол, начал методично её клевать.

– Ты чудесная, красивая птичка, – прошептала Марен.

– Я… отпустила… её! – выдохнула Обскура между бешеными прыжками. – Погоди, что происходит? – Она резко остановилась и постучала правой ногой. Затем повторила движение левой. – Никто не сказал мне, что в этом соло есть чечётка! – взвыла она, когда её ноги задрыгали и затопали всё быстрее и быстрее в ужасном, хаотичном подобии чечётки.

На этот раз Марен не сумела сдержать смех. Её секретным ингредиентом была нитка из шва в старой туфле для чечётки.

– Вы уже отпустили Амоса и Лишту? – спросила она, придав голосу суровость.

Обскура дёрнула ногой, и ленты на её пуанте захлопали, как крылья.

– Мне нужен дирижёр, чтобы замедлить музыку. Я не могу, не могу!