Похитители грёз - [76]

И тут мимолетно выражение лица Гэнси изменилось; она попала в яблочко. Его убивало быть здесь.

— Опять же, почему ты не привез второго? — поинтересовалась Хелен. Но прежде чем Гэнси смог бы ответить, кто-то еще попался ей на глаза, и она позволила себе смыться так же стремительно, как и возникла.

— Какая ужасная мысль, — внезапно произнес Гэнси. — Ронан посреди этой толпы.

На какое-то мгновение Адам смог это представить: парчовые шторы в затухающем пламени, декорированный камерный ансамбль, кричащий из-под клавесина, и Ронан, стоящий посреди этого всего со словами: «Сраный Вашингтон».

Гэнси сказал:

— Готов к следующему раунду?

Этот вечер никогда не кончится.

Но Адам продолжал наблюдать.

Он сглотнул имбирный эль. Он не был уверен, что это, на самом деле, было уже не шампанское. Вечеринка превращалась в дьявольский пир: блуждающие огоньки отражались в медных качающихся лампах, невозможно яркое мясо преподносилось на увитых плющом тарелках, мужчины в черном, женщины с ювелирными украшениями в зеленом и красном. Нарисованные на потолке деревья низко склонялись над головами. Адам был напряжен и опустошен здесь и где-либо еще. Все было ненастоящим, кроме него и Гэнси.

Перед ним была женщина, разговаривающая с матерью Гэнси. Каждый, кто ловил Гэнси, также разговаривал с его матерью или просто пожимал ее руку, или улавливал ее движение между одетыми в темное посетителями. Это была тщательно продуманная политическая игра, где его мать исполняла роль любимого, но исключительного призрака; несмотря на то, что все припоминали, что видели ее, никто не мог фактически назвать ее местонахождение в определенный момент.

— Ты так… — женщина обратилась к Гэнси, — …вырос с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Тебе, должно быть, почти… — и в этот момент припоминания возраста Гэнси, она заколебалась. Адам знал, что она ощутила то самое различие его друга: чувство, будто бы Гэнси одновременно и молод, и стар, будто бы он только что прибыл и всегда был.

Она была спасена быстрым взглядом на Адама. Мельком оценив его возраст, она закончила:

— Семнадцать? Восемнадцать?

— Семнадцать, мадам, — тепло сказал Гэнси. И ему было семнадцать, как только он это произнес. Конечно, семнадцать, и никак иначе. Что-то вроде облегчения расползлось по лицу женщины.

Адам почувствовал давление засахаренных ветвей деревьев над головой; справа он уловил половину своего отражения в зеркале в золотой оправе и поразился. На какой-то момент его отражение казалось неправильным.

Это происходило. Нет, нет, не происходило. Не здесь, не сейчас.

Второй взгляд помог разглядеть более четкое изображение. Ничего странного. Пока еще.

— Я читала в газете, что ты все еще ищешь те королевские украшения? — поинтересовалась женщина у Гэнси.

— О, я ищу настоящего короля, — громко сообщил Гэнси, чтобы его услышали сквозь звуки скрипки (вообще-то, их было три; последний мужчина проинформировал его, что это были студенты Пибоди[43]). Струны дрогнули, как будто звук шел из-под воды. — Уэльского короля пятнадцатого века.

Женщина радостно засмеялась. Она неправильно расслышала Гэнси и подумала, что он пошутил. Гэнси тоже засмеялся, будто бы он, и правда, пошутил, и любая неловкость, которая могла возникнуть, была стремительно предотвращена.

Адам это заметил.

И вот, наконец, миссис Гэнси появилась в его поле зрения, словно материализовавшаяся мечта. Как и Гэнси, она была от природы красива, как мог быть красив только тот, у кого всегда были деньги. Казалось правильным, что вся эта вечеринка устраивалась в ее честь. Она была достойной королевой вечера.

— Глория, — обратилась миссис Гэнси к женщине. — Мне нравится это ожерелье. Ты, конечно, помнишь моего сына, Дика?

— Конечно, — сказала Глория. — Он такой высокий. Ты, должно быть, скоро закончишь колледж?

Обе женщины повернулись к нему в ожидании ответа. Скрипки завыли звонче.

— Ну, это… — И тут внезапно Гэнси запнулся. Это не была полная остановка. Просто неспособность мягко скользить от момента к моменту. Времени было достаточно, только чтобы Адам увидел пробел, а затем Гэнси сказал: — Извините, я подумал, что увидел кое-кого.

Адам поймал его взгляд. Там был невысказанный вопрос. Взгляд Гэнси был сложным: нет, он не был в порядке, но нет, не было ничего, что Адам мог бы с этим сделать. Адамом овладела краткая дикая радость, что они сумели добраться до Гэнси. Как же он ненавидел их.

— О, я действительно кое-кого вижу. Я должен вас оставить, — безупречно вежливо произнес Гэнси. — Извините. Но я оставляю вас с… Миссис Элгин, это мой друг, Адам Перриш. У него есть интересные мысли о правах путешественников. Вы в последнее время думали о правах путешественников?

Адам попытался вспомнить последний раз, когда он и Гэнси разговаривали о правах путешественников. Он был вполне уверен, что вся дискуссия происходила за чуть теплой пиццей и имела отношение к досмотровым сканерам, которые микроволновкой воздействуют на клетки мозга часто летающих пассажиров. Но теперь, когда он увидел Гэнси за работой, он знал, что Гэнси перевернул бы это в политическую эпидемию, разрешимую его матерью.