Похититель детей - [29]

Вайланд был уже близок к цели:

— Теперь я тебе скажу, как было на самом деле, Вы, как огурцы в банке, катаетесь на украденной машине, едете лишь бы куда, без определенной цели, и вам довольно скучно. И тут одному из вас приходит в голову идея бросить с моста парочку камней. Об этом вам уже приходилось слышать, и хочется разок попробовать самим. А в темноте вас никто не заметит. Вы не хотите никому ничего плохого, вы просто хотите чуть-чуть попугать водителей, просто посмотреть, что же будет. Классная идея, наконец хоть что-то интересное за эту ночь! Может, ты хотел похвастаться перед другими, может, ты просто не думал, к каким последствиям это может привести, но в любом случае ты бросаешь первый камень… Он попадает в лобовое стекло «жука», и происходит что-то страшное. Машину сносит с дороги в кювет. Вы пугаетесь насмерть и бежите вниз, чтобы посмотреть, что же случилось на самом деле. Ты смотришь через окно и видишь, что наделал. И тут вдруг до тебя доходит, что ты убил женщину. И ты смываешься. Просто убегаешь подальше. У тебя шок, и ты бежишь домой. Черт с ними, с приятелями и с машиной! Так было дело?

В кухне Хайнрихов воцарилась тишина. Никто не говорил ни слова. Эдит наконец не выдержала:

— Так это сделал ты, Альфред? Скажи, ты что, рехнулся? Ты что, вообще ничего не соображаешь?

Альфред понял, что все кончено. Он крепко вляпался, больше не было ни отговорок, ни выхода. И это его взбесило. Он почувствовал, как щеки покраснели от ярости, ощутил дикое, непреодолимое желание разнести все в этой проклятой кухне. Но он ничего не сделал, просто уставился на мать, которая спокойно выдержала его наполненный ненавистью взгляд.

«Почему ты никогда не была на моей стороне? — думал он, сжав зубы, чтобы не крикнуть это ей в лицо. — Надеюсь, тебе никогда не понадобится моя помощь, мама. На меня не надейся, никогда в жизни!»

Трое полицейских встали.

— Мы вынуждены забрать вашего сына с собой, фрау Хайнрих, — объяснила Марайке.

Эдит кивнула. Когда Альфред с полицейскими шел к двери, она сказала Марайке:

— Его околоплодные воды были зелеными. Зелеными и ядовитыми. Я всегда знала, что с ним что-то не так.

Полицейские ничего не ответили и вышли из дома вместе с Альфредом. Альфред ухмыльнулся: «Зеленые и ядовитые околоплодные воды. Только чрево ведьмы могло наполниться ними». Его мать хотела отравить его, а он все же выжил.

Дело в том, что он был особенным. И сейчас это стало ему еще понятнее, чем прежде.

19

Ханенмоор, ноябрь 1986 года

На вокзале «Зоо» гуляли сквозняки, было холодно. Альфред медленно шел вдоль платформы. Следующий поезд на Брауншвейг должен был прибыть в четырнадцать пятнадцать, а сейчас тринадцать часов тридцать две минуты. У него было еще сорок три минуты времени, однако он не стал покупать билет в окошке информации. Он ненавидел это: стоять, как нищий, в очереди и чтобы человек сзади пялился ему в затылок. Он не хотел чувствовать у себя на затылке чужое дыхание и не хотел, чтобы кто-то, пусть даже нечаянно, прикасался к нему. Неизбежная теснота в очереди выводила его из себя и действовала на нервы.

Все свои пожитки он упаковал в две сумки: в кожаную сумку с ремнем, которая была очень тяжелой и ее ремень глубоко врезался ему в плечо, и в сине-зеленую спортивную сумку из пластика, которая из-за своей неудобной пузатой формы мешала при ходьбе, что доводило его до бешенства. Несколько минут он боролся с желанием просто бросить обе сумки на платформе и уйти или засунуть их в купе какого-нибудь поезда, на котором он не собирался ехать. Тогда, наконец, он стал бы свободен. Его имущество, даже сокращенное до объема двух сумок, казалось балластом. Но потом он отбросил эту мысль. Там, куда он хотел уехать, нужны были некоторые вещи, необходимые для выживания: спички, свечи, нож, карманный фонарик и кое-что другое.

Альфред снова ушел с платформы и потащился с багажом вниз по лестнице, назад, в здание вокзала. У одного из киосков он купил хот-дог с горчицей и чашку кофе. Шум колес поездов даже здесь, в здании вокзала, был очень громким, прямо бил по ушам. Объявления, постоянно раздающиеся из громкоговорителей, невозможно было понять. «Тому, кто вынужден ориентироваться по объявлениям, можно даже не дергаться, — подумал Альфред. — А для иностранца и вообще никаких шансов».

Из мусорного ведра, стоящего прямо перед ним, несло невыносимой вонью протухших остатков пищи, и Альфред перешел к другой стойке, потому что его начало тошнить.

Еще тридцать пять минут.

Брауншвейг. Странно, но он был почти рад, что поедет в Брауншвейг. Там он жил три года с Гретой. Маргарета Фишер, его пока еще жена, мать его сына Джима.

Был прекрасный летний день шесть лет назад, начало июля, когда он впервые встретил Грету на утренней пробежке. По ночам он работал уборщиком в здании, где было множество офисов, и приучил себя утром пробегать пару километров перед тем, как лечь спать. Женщина спортивного телосложения, которая была намного старше его, бегала по той же дорожке и без труда выдерживала его темп. Поэтому они почти поневоле бегали рядом. Он пригласил ее на кофе. Уже при первой встрече он узнал, что ей тридцать шесть лет и что у нее есть одиннадцатилетний сын Том, с которым они живут вдвоем. Отец Тома ушел от них, когда мальчику было два года. Без причины, без объяснений. Просто исчез однажды и с тех пор не объявлялся. У нее не было ни его номера телефона, ни адреса, она даже не знала, жив ли он.