Похититель детей - [24]

— Если бы все сходилось, — устало ответил Карстен, — то Петер Вагнер давно уже сидел бы в следственной тюрьме. Но он сидит дома на диване и напивается до бессознательного состояния. В морге патологоанатомического отделения он поклялся мертвому сыну, что убьет человека, который это сделал. И я поверил каждому его слову.

Марайке молча кивнула. И они сели в машину.

В полицай-президиуме Карстен прежде всего организовал две чашки кофе, а затем разложил перед Марайке фотографии с места преступления. И тут она увидела это. Однозначное доказательство того, что преступник был один и тот же.

— У Бенни вырван правый верхний глазной зуб. — Внезапно острая боль пронзила ее голову, и она потерла лоб.

— Да. Мы до сих пор не говорили об этом ни родителям, ни прессе, наверное, поэтому я и забыл сказать вам сразу.

— После наступления смерти?

Карстен кивнул:

— Однозначно, да.

— Значит, мы имеем дело не с переутомившимся отцом, а действительно с серийным убийцей, — глухо сказала Марайке. — Потому что у мертвого Даниэля правый верхний глазной зуб был вырван щипцами. Очевидно, убийца любит сувениры. Маленькие, удобные сувениры, которые можно легко и незаметно носить с собой. Мелкие части тела жертвы, которые не разлагаются. Вечная память, так сказать.

Карстен несколько секунд растерянно смотрел на нее. Потом стукнул ладонью по столу.

— Проклятое дерьмо! — сказал он. — Богом проклятое мерзкое дерьмо!

— Ханенмоор под Брауншвейгом… Дачный поселок в Берлине… А он мобильный. Мы даже не можем рассчитать его местонахождение:

Марайке зажгла сигарету, хотя над дверью висела уродливая табличка «Не курить».

— Мы знаем совершенно точно только одно: он опять будет делать это. Если мы его не поймаем, он снова и снова будет делать это.

17

Тонким карандашом, почти без нажима Альфред рисовал на листе бумаги конструкцию изобретенного им туалета. Он хотел при смыве обходиться почти без воды и был убежден в том, что его изобретение, когда оно будет готово, можно будет продавать по всему миру. Нехватка воды становилась глобальной проблемой, и когда-нибудь никто не сможет позволить себе спускать чистую питьевую воду в унитаз.

Его рука буквально порхала над блокнотом, линии были размытыми и неуверенными, он создавал эскиз своей мечты, и ему было этого вполне достаточно. Проблема заключалась в смыве под давлением. Ему надо было существенно повысить давление воды, но для этого давления обычного домашнего водопровода не хватало. Он начал экспериментировать с чертежами и разработал две помещенные одна в другую гильзы, в форме цилиндров и шаров, пока гудение холодильника окончательно не вывело его из себя.

Он встал и открыл холодильник. Остаток горчицы неделями тихо засыхал в стакане, кусок сыра гауда в древней пластиковой упаковке безнадежно покрылся плесенью. Срок хранения еще не открытого пакета с молоком закончился четыре дня назад. Каперсы, зеленый перец и тюбик с томатной пастой занимали свое постоянное место на дверце холодильника с тех пор, как он поселился в этой квартире, отделение для овощей он не открывал вообще — было бы противно смотреть на то, что он там обнаружит. Рядом с маленькой, круглой и твердой как камень колбасой-салями стояли две бутылки светлого пшеничного пива, которое он никогда не пил, так как у него не было подходящего пивного бокала.

Альфред выключил холодильник и оставил дверцу открытой. «На электричестве я могу сэкономить, — подумал он. — Если я что и ем, так только у Милли. Или иногда покупаю у турка за углом овечий сыр, лаваш и зеленые оливки».

Он почувствовал, как заурчало в желудке, и вспомнил, что уже давно не был у Милли. Кроме того было любопытно узнать, что нового выяснилось с тех пор, как нашли Беньямина.

Он взял пальто, ключи и вышел из дома.

Альфред вошел в закусочную и увидел, что Милли занята разговором с мужчиной и женщиной. Он встал рядом с ними.

Милли дружески подмигнула ему и спросила.

— Как всегда?

Альфред кивнул:

— Как всегда.

Милли перевернула сосиски на гриле и снова повернулась к своим собеседникам. Они пили кофе.

— Не-е, — сказала Милли, — во вторник Беньямин не заходил. Это я знаю точно, потому что во вторник была мерзкая погода и здесь почти никого не было. Тем более детей. Да я бы их все равно отправила по домам.

У Альфреда от испуга перехватило дыхание. Великолепно! Он стоит рядом с полицейскими, расследующими убийство!

— Вы во вторник вообще не видели Беньямина? Может, хоть на короткое время, когда он, скажем, шел по улице… один… или в сопровождении мужчины?

Альфред внимательно изучал лицо женщины, задавшей вопрос. У него возникло неприятное ощущение в животе, потому что он был уверен, что уже встречал ее. Но не помнил где. Его мозг лихорадочно работал.

— Нет, — сказала Милли, — совершенно точно, нет. Я его не видела. Я сама себя уже об этом спрашивала, когда услышала, что малыша убили. Боже, он же был таким милым мальчиком! Таким приветливым и хорошо воспитанным. Не хулиган, как все остальные. И вот такое… У меня это в голове не укладывается.

— А когда вы видели Беньямина в последний раз? — спросил мужчина.

— В понедельник. Он тогда зашел после школы и купил себе котлету. Он их страшно любил. Но что — то было у него на душе. Вид у него был очень расстроенный. Я спросила его: «Что случилось? Ты что-то натворил?» Но он ничего не сказал. Ни слова. А потом он поплелся домой.