- Я здесь. Не трать время зря, - ответил он. - В это время я уже сплю.
Она поджала губы. Ей ни разу не удалось умаслить его своим невинным и благочестивым поведением.
- Прости, что расстроила.
- Это же было в твоей записке. Я не могу представить, что ты настолько глупа, чтобы думать, что ты не расстроишь меня тем, о чем рассказала.
- Я знала, что это расстроит тебя. Но мне все еще жаль.
- Ладно. Прощена. Что теперь?
- Не знаю, - ответила она. - Но у меня есть идеи.
- Когда у тебя есть идеи, я начинаю нервничать.
- Представь, что чувствую я.
- Каково тебе? - спросил он. Он заметил название книги, которую она читала. Библия. Не то, чего он ожидал.
- Насчет чего?
- Насчет того, что ты узнала из записки отца.
Она пожала плечами и обняла руками колени, притягивая их к груди так, чтобы опереться подбородком.
- Мне было грустно, - ответила она. - Я любила папочку. Люблю папочку. Судья Хедли хороший человек, и для меня он всегда был дядей. Но читать правду сложно.
- Уверен, что так и было.
- Он женат, уже двадцать лет. Он никогда не казался тем типом, который изменяет, но я перестала считать, что знаю что-либо наверняка. Иногда я даже себя не знаю.
- И я тебя не знаю. Сейчас ты другая.
- Я больше не ребенок.
- Ты делала то, что не должна была. Я бы так сказал.
Тамара улыбнулась. - Я скучаю по лошадям. Скучаю по моему Кермиту.
- Уверен, он тоже где-то скучает по тебе.
- Если он жив.
- Уверен, он жив. Он крепкий старичок. Твоя мать сказала, кто купил их?
- Нет. За полтора года мы с мамой и десятью словами не обмолвились. Кора передает между нами записки. Мама не сказала бы мне, кто купил Кермита, даже под дулом пистолета. И поверь мне, я думала об этом.
Леви поднялся по ступенькам и сел рядом с Тамарой. Он говорил себе, что будет держаться от нее подальше. Его решимости надолго не хватило.
- Она не должна была наказывать Кермита, забирая его у тебя за то, что сделал я. Это само по себе достаточно скверное наказание.
- Скажи это маме.
- Ну, уж нет. Она снова начнет проклинать меня и угрожать убийством. Когда это делаешь ты, это кажется милым. Но не так, как в ее исполнении.
- Маме не стоило с тобой так обращаться. Ты заслуживаешь лучшего.
- Мы не всегда получаем то, чего заслуживаем. Мир так не работает.
- Однажды заработает, - ответила она.
- Ага, продолжай говорить себе это. - Леви откинулся назад и оперся локтями на ступеньку. – Что это, черт возьми, за запах?
- Это доля ангелов, - ответила Тамара. Она повернулась лицом к нему. - Это бурбон, который испаряется во время созревания. Странно пахнет, да?
- Не могу понять, нравится мне или нет.
- Я тоже. Он мерзкий, но я продолжаю его нюхать.
- Ты наследница крупнейшей винокурни в Кентукки. Ты не можешь называть его мерзким.
Он хотел ее рассмешить, но она не рассмеялась.
- Я не фанат нашего бурбона, - призналась девушка. - Никому не говори.
- Ни душе, - ответил Леви. - Сам я считал его довольно неплохим. Напоминает вкус яблок. Яблок и лакрицы.
- Вот тебе и доказательство того, что ты Мэддокс, - сказала Тамара. - Все ощущают вкус яблок в «Красной Нити». Говорят, только Мэддоксы ощущают анис. Язык Мэддоксов предназначен для дегустации горечи.
- Повезло мне. И что же я выиграл?
- Ты не кажешься счастливым. Многие люди были бы счастливы проснуться с фамилией Мэддокс.
- Нет, - ответил он. - Я не счастлив. Ты действительно думала, что я буду счастлив?
- Думаю, это шок.
- И да, и нет.
Тамара сморщила нос, и он вспомнил, что она так делала, когда он говорил что-то, что сбивало ее с толку. Она собиралась вывалить серию личных раздражающих вопросов. Он решил приглушить её энтузиазм.
- Ты слышала о Платоне? - спросил Леви.
- Ты о мультике?
Он уставился на нее.
- Знаю, - ответила она. - Он философ. Я молодая, но не тупая.
- У Платона была теория анамнеза. Он считал, что все знания врожденные. Словно… рыба. Рыба в пруду. Рыба - это знания. А ты владелец пруда. И ты на пирсе пытаешься поймать рыбу. Рыба у тебя уже есть, раз ты владелец пруда. Но пока не поймаешь ее, в действительность у тебя нет рыбы. Вот почему, когда ты что-то учишь, математическую формулу или что-то еще, она щелкает, и ты понимаешь, что не выучил ее, а открыл то, что уже знал.
- Я испытывала такое раньше, - сказала Тамара. - Словно ты находишь кусочек паззла, над которым работал несколько дней и собираешь остальной паззл за несколько минут. Все сходится и думаешь, как же не замечал этого раньше, когда этот кусочек лежал прямо перед глазами.
- Именно. Так же было, когда ты сказала, кто был моим отцом. Будто я знал, но не осознавал этого, и наконец, держу эту рыбу в своих руках, извивающуюся и хватающую воздух ртом. Я хотел ее выбросить. Но здесь метафора заканчивается. Как только она у тебя в руках, ты не можешь ее выбросить. И как только рассмотришь узор паззла, развидеть ты его тоже не можешь.
- Леви Шелби - ты нечто, - сказала Тамара. - Ты конюх, который знает о Платоне и тому подобном больше, чем любой из моих учителей.
- Я читаю.
- Зачем?
Леви уставился на нее, выпучив глаза, как волк из мультфильма Текса Эйвери, и покачал головой.
- Ты знаешь, что я имею в виду, - сказала Тамара, смеясь. Она подняла два пальца, словно пыталась затолкнуть его глаза обратно в голову. - Зачем ты читаешь Платона и прочие подобные вещи?
