Похищение в Блумзбери - [2]

— Пожалуйста, на Бедфорд-сквер, я там выйду, — сказала она, поворачивая ручку задней дверцы машины. Таксист отреагировал немедленно, ещё до того, как Эмили занесла ногу:

— Какая сторона Бедфорд-сквер Вам нужна?

— Безразлично, — сказала она расстроенно. С тех пор, как она покинула дом несколько часов назад, всё шло по плану, хотя она была готова ко всему. И вот теперь — какая-то нелепость: таксист утверждает, что не существует улицы, которая на самом деле существует.

— Даже очень не безразлично, черт возьми, простите за выражение, — пробурчал таксист. — Не знаю, когда вы в последний раз проезжали по Бед- форд-сквер, — продолжал он, вкладывая в эти слова весь свой сарказм, — но там одностороннее движение, все улицы вокруг, чёрт бы их побрал, с односторонним движением, так что я должен знать, где именно вас высадить.

Она сама изумилась, что её голова — или то, что было вместо головы — ещё могла соображать.

— На той стороне, что поближе к Тоттнем-Корт-Роуд, — сказала она и подумала: «Оттуда ближе к Моруэлл- стрит».

— Ага, с запада, — самодовольно буркнул он. — Отлично.

Пока она забиралась в такси, ей казалось, что дверца вот-вот снова вышвырнет её на тротуар. Неужели всё дело было в настроении, и только поэтому чёрные лондонские такси казались ей неуклюжими, нелепыми, неудобными и мрачными, чересчур высокими, а их дверцы слишком маленькими и неподатливыми. Машины были столь же негостеприимны, как и некоторые водители. Пока Эмили стояла в очереди и ждала, чтобы какое-нибудь такси смилостивилось над ней, она отметила, что ни один из водителей не вышел из машины чтобы помочь пассажиру с багажом, а если кто-нибудь пытался пристроить свой багаж рядом с задним сиденьем, водитель протестовал и требовал, чтобы багаж поставили спереди — ведь тогда плата за проезд увеличивалась.

Она захлопнула дверцу, и машина тронулась с места. Они свернули на Марилебон-роуд. Эмили казалось, что таксист нарочно ведёт машину резко и небрежно. Её бросало с боку на бок, взад и вперёд в неудобной кабине прямоугольной формы. На заднем сиденье можно было просто утонуть, так сильно приходилось откидываться назад. Она либо погружалась куда-то вниз, так что пол уходил из-под ног, либо кренилась к самому краю сиденья, с трудом сохраняя равновесие. Эмили решила дать таксисту минимум чаевых. Девять процентов, если будет мелочь, даже восемь или семь.

Машина обогнула Парк-креснт и поехала вдоль Юстон-Роуд. Движение было не столь оживлённым, как можно было ожидать. Светофоры почти не задерживали их. Эмили, как в тумане, отмечала, куда они едут и где сворачивают. Иногда какое-нибудь здание или название вызывали у неё воспоминания, но ни о чём другом кроме «Импи энд Смизерс», передаче рукописи и чёртовом таксисте она не могла думать. Такси свернуло на Гауэр-стрит, проехало мимо книжного магазина «Диллоне», здания РАДА [*Королевская академия театрального искусства]. А вот и Блумзбери! Эмили улыбнулась сама себе, что-то промурлыкала — здесь она чувствовала себя спокойно. Бедфорд-сквер, знаменитый Бедфорд-сквер. Для неё это был центр книгопечатания, литературы.

В прежние времена, — когда она была много моложе, — ей тогда было двадцать или двадцать один — Эмили дважды приходила сюда, чтобы побродить, поглазеть на таблички с именами издателей, хоть одним глазком заглянуть в окна, да так, чтобы никто её не заметил и не бросил неодобрительного взгляда. Эмили наблюдала за женщинами, которые читали сидя в ярко освещённых подвалах, и чтение — было их хлебом. Перед ними возвышались груды рукописей, горы самопризнанных шедевров и, конечно, гранки. Она была уверена, что это — гранки. Она вдыхала воздух, пропитанный, как ей казалось, запахом бумаги или типографской краски. Эмили загадывала про себя, узнает ли она знаменитых писателей, заходящих в издательство или покидающих его. Она даже почувствовала облегчение, не встретив ни одной знаменитости.

Иначе она пришла бы в неописуемое волнение, просто умерла бы от счастья. Что бы с ней было, если бы она увидела, как Джон Фаулс входит в «Джонатан Кейп» или Джон Лe Карре в «Ходдер энд Стотон», или Г. Е. Бейтс в «Майкл Джозеф», нет, это невозможно, увы, он уже умер.

— Вы собираетесь выходить? — повторил таксист, глядя на неё в зеркало. Он был уже готов взорваться. Она не слышала, когда он обратился к ней в первый раз, но теперь словно проснулась. От неожиданности Эмили моргнула, слегка тряхнула головой, взглянула на красные цифры на электронном счётчике и начала искать в сумке кошелёк. Ей вновь стало не по себе. Когда же она, наконец, избавится от этого грубияна, символа метрополии?! Надо оставить ему либо щедрые чаевые — четырнадцать-пятнадцать процентов — либо попросить сдачу. Нет, это унизительно. Она ни о чём не будет просить его.

— Сдачи не надо, — пробормотала она. Её голос дрожал от напряжения пока она протягивала деньги сквозь щель в стеклянной перегородке, за которой сидел водитель. Она вылезла на тротуар, сжимая портфель и сумочку. Таксист что-то проворчал и, как показалось Эмили, даже не взглянул на деньги, словно ему было безразлично, сколько ему оставили на чай.