Похищение казачка - [4]

Через пять минут после того, как Алина съела пирожки (один с картошкой, один с курагой), у нее заболел живот. Смоляков понял это по ее лицу, прежде чем она что-то сказала. Прихватило, видимо, здорово. В конце концов, Алина не выдержала и ушла в привокзальный туалет.

Прошло десять минут, Смоляков выкурил еще две сигареты и забеспокоился. До отхода поезда было уже всего ничего, а Алина не появлялась. Вот черт. Не хватало только, чтобы эта роскошная романтическая история так нелепо закончилась — оставить женщину в привокзальном туалете! Просто поручик Ржевский. Кстати, когда-то еще в училище именно поручиком его друзья и называли — в силу увлеченности прекрасным полом и слегка отчаянного нрава. Поручик отшвырнул сигарету и вбежал в вокзал. Быстро нашел туалет, стукнул в женскую дверь и вошел вовнутрь. Для провинциального вокзала здесь было удивительно чисто.

— Аля? Алина?

— Филипп, — раздался сдавленный голос, — это вы? Помогите мне…

Смоляков, не раздумывая, чем он, собственно, может помочь, рванул на себя дверь единственной закрытой кабинки. Алина стояла, наклонившись лицом к унитазу, лицо ее было сведено судорогой. Ее тошнило.

— Милый, — прошептала она, — что-то мне… проклятые пирожки… Милый, у меня нет… — Последнее слово Смоляков не расслышал.

— Сейчас поезд уйдет, — сказал он. — Давай я помогу тебе вернуться, а в поезде мигом доктора найдем. Только потерпи, ладно? — Он подставил ей плечо, не очень веря в то, что это происходит на самом деле — как это его, матерого самца Филиппа Смо-лякова, охмурила баба, с которой он знаком меньше суток?! — Я не понял… чего у тебя нет?

— Глушителя, милый.

Теперь Смоляков слово услышал и смысл его понял, но еще прежде почувствовал приятное холодное прикосновение к груди. Он успел услышать выстрел и даже успел удивиться. Ему показалось, что умирает он очень долго, гораздо дольше, чем жил все свои двадцать девять лет, умирает от рук прекрасной женщины, и это, в общем, даже совсем не обидно, от этого скорее хочется улыбнуться. Плохо только, что он подвел друга. Теперь все стало понятно. Но теперь его жизнь получила логическое завершение — немного нелепая, хаотичная и экспрессивная… Можно было бы, конечно, и получше, и наверняка бы у него вышло, проживи он еще несколько десятков лет. Но вышло как вышло.

На самом деле он умер меньше чем через три секунды. Она прижимала пистолет так плотно к его телу, что выстрелы снаружи слышны не были. Смо-ляков услышал только первый, разорвавший ему печень. Потом было еще три — два в сердце и последний — в голову.

Через несколько секунд Алина вышла из здания вокзала и неторопливым шагом двинулась в сторону поселка. Прошла полсотни метров по липовой аллее, свернула на пыльную дорогу и остановилась. Она не испытывала никаких особых чувств, скорее легкое опустошение, как всегда бывает по окончании непростой работы с длительным напряжением и концентрацией внимания. В конце концов, они оба были профессионалами — и она, и этот «командировочный», как она его про себя называла. Она не сомневалась, что он из органов, уж очень характерно себя вел, просто, скорей всего, был не оперативным сотрудником, вот и подставился. Расслабился, утратил контроль, позволил эмоциям доминировать. И проиграл… Как знать, может быть, когда-нибудь и она проиграет, но… только не теперь. Еще не скоро. Она чувствовала, что находится в хорошей форме. Она все сделала безукоризненно. Не давала ему времени опомниться. Ничего не спрашивала о поездке в Москву, о работе. Подсунула газету, где была расписана история со скандалом вокруг школьных тетрадей, и он с легкостью заглотнул наживку. Мужчине захотелось поверить, что она стильная столичная штучка, пиар-консультант, и он поверил… Она не думала, что он был за человек, о чем думал, мечтал, к чему стремился, что любил и ненавидел. Он для нее больше не существовал. Он, впрочем, и правда больше не существовал.

Алина вдруг вспомнила, что у Бунина был такой рассказ, о том, как на пароходе поручик встретил прелестную маленькую женщину, они понравились друг другу, сошли на берег, провели ночь в гостинице, а утром она ушла — села на следующий пароход, причем ему запретила следовать за собой. И вот когда она ушла, он понял, что пропал, погиб, влюбился, чудовищно, непостижимо и непоправимо. Он не знал, куда идти, что делать, и чувствовал себя постаревшим на десять лет. Замечательный рассказ. Была в нем какая-то тоска и надломленность, но — замечательный… Этот парень, «командировочный», кстати, походил на поручика. В прежние времена он точно был бы поручиком.

Алина любила Бунина. Его истории о любви ей нравились с юности. В них все было… как бы это сказать… не так, как в жизни, а как может быть в жизни, вот! Сначала, правда, женщина в том бунин-ском рассказе говорила: «Я, кажется, пьяна… Откуда вы взялись? Три часа назад я даже не подозревала о вашем существовании». И так далее. Вот так бывает и у нее, у Алины. Она часто встречается с новыми людьми. Кто-то нравится ей больше, кто-то меньше. Но это не имеет никакого значения. Она привыкла к тому, что привыкать ни к кому нельзя. Надо быть сильной. Надо работать. Надо откладывать деньги. Надо осуществить