Погружение в музыку, или Тайны гениев-2 - [28]
Зло на Земле существовало всегда, но для Гения наличие Зла – это огромная мобилизующая сила.
И цель Гения – противостоять Злу, доказать его, Зла, бессилие во времени. Невозможность его, Зла, торжества. И его победы над Гармонией Добра.
Как же противостоит Злу Дмитрий Шостакович?
Во-первых, и мы уже говорили об этом, он показывает это Зло во всей его неприглядной силе и мерзости.
Таким образом он мобилизует в сильном и творческом человеке силы для борьбы.
Во-вторых, он противопоставляет Злу как страшной и тупой силе энергию одной человеческой личности. Сражающейся личности. Личности человечной, стойкой и, при всей своей незащищенности, мужественной.
В-третьих, мало у кого можно встретить наряду с музыкой беспощадного Зла столько прекрасных мелодий. Романтических, благородных, гордых.
Этот композитор XX века как никто другой способен уйти в другие века, времена, состояния. В его музыке есть мелодии такого романтизма, такой любви, такой красоты и силы чувств, но одновременно и хрупкости, и несгибаемого человеческого достоинства.
В его музыке – отзвуки барокко (модуляция 20), романтизма (модуляция 21).
Можно услышать даже конкретные интонации из Бетховена, элементы музыки которого Шостакович часто использует в тех случаях, когда ему особенно необходима помощь в борьбе со Злом.
Сегодня нам предстоит услышать два музыкальных произведения, которые находятся в предельном контрасте с музыкой, прослушанной вами на прошлой встрече.
Одна из них – вторая часть Первого концерта Шостаковича для фортепиано с оркестром.
Я знаю, что буду банален, когда скажу, что в моем восприятии это самая сильная музыка первой любви, первых робких чувств.
Слушайте!
Я не знаю в мире композитора, который, как Шостакович, мог бы ТАК переходить от описания САМОГО СТРАШНОГО ЗЛА к самому нежному и человечному ДОБРУ, от демонстрации зловещей всеуничтожающей ненависти к чистейшей всечеловечности и любви.
И еще одно произведение – Романс из музыки к кинофильму по роману Войнич «Овод».
Слушайте!
А теперь я хотел бы задать вам вопрос для обдумывания и письменного ответа.
Какая музыка оказала на вас большее впечатление – часть из Восьмой симфонии из прошлой встречи или то, что мы слушали сегодня?
Что вам ближе? Что для вас важнее? И почему?
Встреча двенадцатая
Задача и сверхзадача
У меня к вам один вопрос: знаете ли вы сказку Пушкина, которая называется «Сказка о попе и о работнике его Балде»?
– Странный вопрос, – скажет большинство читателей. – Кто же не читал этой сказки?
Тогда о чем она?
Содержание этой сказки знает даже тот, кто ее не читал. Сказка о том, как поп нанял Балду в работники с очень необычным условием платы за труд – три щелбана, которые Балда отвесит попу по окончании срока работы.
А для того чтобы не рассчитываться, когда срок расплаты стал приближаться, попытался поп расправиться с Балдой при помощи чертей.
Но Балда перехитрил даже чертей. И пришлось попу подставлять лоб.
Все правильно, вы знаете содержание сказки.
Но у меня есть второй вопрос – еще более странный.
Зачем Пушкин написал эту сказку?
Какова ее СВЕРХЗАДАЧА?
(Сверхзадача – это понятие ввел гениальный режиссер Станиславский в работе с актерами. Если задача актера – сыграть роль, то сверхзадача – раскрыть глубинные аспекты роли.)
У такого гениального поэта как А.С. Пушкин не может не быть сверхзадачи.
Особенно если знать о том, что почти в каждом стихе, поэме, сказке Пушкина существует множество измерений. И учесть, что одно из высочайших качеств его поэзии – невиданная музыкальность.
Приведу один пример.
А.С. Пушкин
Соловей и кукушка
О чем это стихотворение?
Уровень первый (тот, на котором большинство читателей останавливается).
Поэт сравнивает прекрасное пение соловья с примитивным однообразием кукушки. И все?
Стоило ли ради этого писать стих? Да еще Пушкину! Да, конечно же, есть и уровень второй.
Его нам подсказывает одно слово в стихе. Слово «элегические».
Введением этого слова в ткань «лесного» стиха поэт мгновенно «выбрасывает» стих из лесу.
Ведь элегия – это вид лирического стихотворения!
Чаще всего печального, ностальгического, то есть страдающего от чего-то из прошлого, когда-то счастливого.
Сам Пушкин писал элегии.
Среди них – «Брожу ли я вдоль улиц шумных» (это стихотворение смотрите в модуляции 26 – оно в числе лучших пушкинских стихов).
Но что же это за «элегические куку», от которых «избавь нас, Боже»?
Я заметил, что Пушкин особенно трепетно относился к жанру элегии и давал это название своим самым глубоким стихам. И когда какой-нибудь неталантливый поэт в очередной раз издавал сборники своих стихов, называя некоторые из них элегиями, то Пушкин, видимо, выходил из себя.
Вот он и решил сравнить бездарность элегий многочисленных посредственных поэтов с «элегическими куку» обыкновенной лесной кукушки.
Итак, речь у нас идет о наличии в стихотворении двух измерений – лесного и литературного.
