Пограничники - [119]

Через несколько минут те же сапоги простучали размеренно, шлем был застегнут, докладывал красноармеец спокойно, деловито.

— Ну здравствуйте, товарищ Болотин. Садитесь. Значит, это вам поручили составить список?

— Мне.

— Знали, для чего этот список?

— Примерно да.

— Почему себя не включили? Ведь приказано было отобрать лучших, активистов.

— Товарищ помполит, откровенно хотите?

— Да.

— Я до армии был редактором райгазеты у себя в Новгородской области. Там меня в партию принимали. Учился в КИЖе[9] заочно. Работу свою, газетчика, очень люблю, хочу после службы вернуться опять в редакцию.

Негромким спокойным голосом принялся Сергей Ильич объяснять молодому красноармейцу, как важно и нужно готовить младший командный и политический состав для пограничных войск именно сейчас, когда в Германии к власти рвется фашизм, а японские милитаристы захватили северо-восточные провинции Китая и создали марионеточное государство Маньчжоу-Го на границе с Советским Союзом.

Молодой газетчик оказался настроенным агрессивно: отслужу два года и демобилизуюсь, уговаривать нечего, не маленький.

Сергей Ильич не рассердился, не повысил голоса. Только включил Болотина в список бойцов учебного взвода:

— Что ж, послужите пока, поучитесь, а там видно будет! Идите!

Крутнул боец через левое плечо, ушел.

Пожил помполит день-другой в селе. Школа младших командиров была пехотного образца. Учебные классы расположились в клубе; в казарме построили двухэтажные нары; на стенах появились лозунги, а стенгазета (рука Болотина!) оказалась самой интересной среди всех других в отряде; футбол не привился, но в волейбол играли каждую свободную минуту; учеба, боевая подготовка, политическая (несколько занятий провел сам Гусаров; запомнились они курсантам, а ему — их глаза, внимательные, освещенные словно изнутри) шли по напряженной программе. Учились ребята, а меньше чем в километре от них стояла ближняя застава, чуткая, бессонная, не имеющая права чего-то не замечать на той, сопредельной стороне. Нюхали голубой солнечный даурский ветер тупорылые зенитные пулеметы. Бинокли дозорных ощупывали чужой горизонт. Там уже не китайские — японские войска занимали казармы, пограничные блокгаузы, долговременные огневые точки. За Аргунью простерлось государство, имеющее двух императоров: «верховного», японского — Хирохито, и «подмандатного», маньчжурского — Пу-И. Ничего хорошего от всего этого ждать не приходилось.

Вот поэтому-то помполит Гусаров и старался убедить вчерашнего мирного газетчика Болотина в необходимости службы в кадрах пограничных войск.

«Смена власти» на маньчжурской стороне проходила не только под наблюдением советских пограничников. Волей обстоятельств отряд оказался вовлеченным в события в общем-то очень драматические.

В ночь на 5 декабря 1932 года телефонный тревожный звонок из штаба поднял с постелей начальника и помполита отряда.

Только что на станцию Отпор явился со стороны станции Маньчжурия китайский генерал Су Бен-вен, перешедший со своей свитой и штабом границу. Несмотря на протесты администрации Забайкальской железной дороги, приказал своим солдатам сломать замки пограничных стрелок, и под угрозой оружия железнодорожники принуждены были начать отправление эшелонов с войсками этого генерала в направлении советской территории к станции Отпор.

— Сейчас я приеду, — ответил Гусаров.

Этого следовало ожидать. Малочисленные и, главное, плохо оснащенные техникой патриотические китайские войска, объединенные в северо-восточную армию «Спасения родины», отходят под натиском японцев к границе СССР. Другого выхода у них нет. Но что нам с ними делать? Теперь эта масса людей — несколько тысяч человек, не менее, — окажется на советской территории. Их нужно интернировать, а затем принять на себя заботы о них — обеспечивать продовольствием, оказывать медицинскую помощь. Ответственность огромная.

Гусаров хоть и не комиссар, но он готов вместе с командиром эту ответственность разделить. Когда Сергей Ильич говорит об этом начальнику отряда, Деглав благодарно жмет ему руку и в своей манере тянет слова:

— Спасибо тебе, комиссар, другого я не ожидал.

Машина — «голубая антилопа» — заехала за Деглавом и Гусаровым, и они сели в кузов, чтоб договориться о деле. Ледяные удары встречного ветра выжимали из глаз слезы, не то что говорить — дышать трудно.

— Товарищ Деглав, — кричит сквозь ветер Гусаров, — я займусь офицерами и солдатами, а ты бери на себя генеральско-дипломатическую сторону дела. Идет?

— Ладно, комиссар! — улыбается начальник отряда. Приехав в отряд, он докладывает «наверх», в округ, об инциденте. Оттуда ответная телеграмма-приказ: для проведения операции на заставу станции Отпор из управления отряда выделить усиленную боегруппу под командованием помощника по политчасти товарища Гусарова.

— Чьим? Чьим? — не поняли оба.

— Товарища Гусарова, — снова прочел шифровальщик.

— Так, — досадливо морщится Деглав. — Когда-то ты просился на боевое дело, я не пустил. Теперь мне бы надо идти — посылают тебя.

— Все правильно, — отвечает Гусаров, — теперь ты берешь на себя организационную сторону дела, а я оперативную. Начальник отряда должен быть в управлении на все время операции. Ведь не исключается какая-то вражеская провокация в другом месте, кто тогда заменит тебя?