— Оставь!
— Добре... — кивнул Михаил. — Настя живет вон в той, крайней хате.
— Ты уже наведывался... Говорил обо мне? — приблизив к Ромашкову лицо, глухо спросил Пыжиков.
— Говорил.
— Что ты ей сказал?
Пыжиков чиркал в темноте одну спичку за другой и не мог закурить.
— Сказал, что ты здесь.
— А еще что ты ей говорил?
— Случилось, понимаешь ли, такое дело... Ты послушай...
— Все ясно! Больше не требуется. Теперь я знаю, какой ты друг. Представляю, что ты ей наговорил.
— Ты послушай...
— Можешь не оправдываться!
Пыжиков повернулся к Ромашкову спиной, сильно толкнул калитку и, шлепая сапогами по грязи, пошел вдоль улицы.
— Петр! — крикнул Ромашков. Но тот даже не оглянулся.
В конце поселка, куда шел Пыжиков, в горном ущелье гулко шумела река. Неприглядно и смутно было у Петра на душе. В недвижимой высоте ночного неба стыли далекие звезды. Тишина ночи придавала доносившимся из ущелья звукам угрюмый, зловещий тон.
Настя, лежа рядом с сестренкой в сарае, слышала монотонный гул горных потоков и вое ближе и крепче прижималась к дремавшей девочке. Сарай был наполнен сеном. Здесь приятно пахло сухими травами и спелыми дынями. В саду с листьев все еще капала вода. Где-то близко одиноко и безрадостно вскрикнула желна. Рядом возились на насесте куры.
— Да не жмись ты ко мне! Совсем задавила, — тоненько, полусонным голосом просила Валя. — Ты какая-то горячая...
— Очень, Валя!
— Может, захворала?
— Захворала, Валя... Ой, как занедужила! — со счастливым смехом и стыдливым порывом к откровенности зашептала Настя.
— Тогда иди в хату на печку. Я тут одна буду спать.
— А не забоишься?
— Вот еще! — свернувшись, словно котенок, запротестовала Валя. — Я вчера за грушами аж на самую вершину лазала и платье порвала.
— Как же это так?
— Да за сук зацепилась и повисла, как кошка.
— Ужас какой!
— Ладно, мама не видела... А платье я сама зашила.
— Ты же у нас молодчина! — Настя обняла сестренку и начала горячо целовать.
— Да не лезь же ты до меня! Пусти! Вот же какая! Ну разве с такой озорухой уснешь?
— Я же завтра уезжаю, — с тихой грустью проговорила Настя.
— Это я знаю, — вздохнула Валя.
— Уеду и выйду замуж.
— Будет врать-то...
— У меня, Валечка, и жених уже есть.
Погладив сестренку по голове, Настя повернулась на спину и закинула руки на затылок.
— У тебя есть жених? — Валя быстро вскочила и облокотилась на подушку.
— Я ж тебе сказала.
— Ну да? Ты, наверное, обманываешь?
— Нет, Валечка милая, не обманываю, — ответила Настя с глубоким вздохом.
— А мама с батей знают?
— Мама знает, а батя еще нет.
— А чего же ты мне раньше не сказала? Он очень красивый, да?
— Он хороший, Валя.
— Кто он такой? Рыбак?
— Нет. Офицер, Валя, пограничник. Он сегодня к нам приходил.
— Приходил? А чего ж ты мне его не показала?
— Я не знала, где ты была. Ты еще увидишь его.
— Значит, офицер, пограничник... Это которые в зеленых картузах, да?
— Не в картузах, а в фуражках.
— Вот это здорово! — не обращая внимания на замечание сестры, продолжала Валя. — А ты знаешь, какие пограничники герои? Ой-ей-ей! Я про Карацупу читала. Они разных бандюков и шпиенов ловят. Да так ловко! Ты знаешь? Ой!
Не находя слов, Валя легла поперек постели, уткнувшись подбородком в теплый живот сестры и, гладя ее сильную, тугую руку, тихо спросила:
— Ну и как же ты теперь будешь?
— А пока никак, Валя.
— Ты станешь скоро жена... А когда свадьба?
— Не знаю, Валя. — Настя ворошила в темноте мягкие Валины волосы...
Вдруг во дворе залаяла собака. Сестры вздрогнули и крепче прижались друг к другу.
Настю охватило тревожное чувство. Пес лаял каждую ночь, чаще всего попусту, но сегодня, как это бывает со счастливыми и впечатлительными людьми, Настя испугалась. Она боялась теперь всего, что могло омрачить ее неожиданную радость.
— Косматый на кого-то лает, — прошептала Валя.
— Ну и пусть брешет...
— Там кто-то пришел, — сказала Валя.
— Я сейчас посмотрю, — проговорила Настя, пытаясь подняться с постели.
— Не ходи! — запротестовала девочка и вцепилась в Настю.
— Погоди. Я только в щелочку погляжу.
Настя легонько отстранила сестренку и подползла к двери.
Из-за темной горной вершины всплывала луна. По двору разливался ее бледноватый свет и озарял изгородь. По ту сторону, у калитки, виднелась какая-то фигура в фуражке с высоким околышем. В отблесках луны светились на плечах погоны.
— Это он, Валя, — дрожащим голосом проговорила Настя и, схватив платье, стала торопливо надевать его.
— Кто это? — испуганно спросила девочка.
— Пришел все-таки, — как в забытьи ответила Настя.
— Я тебя никуда не пущу, — запротествовала Валя.
— Ну что ты, глупенькая! Это же Миша, жених мой. Понимаешь?
— А может, это не он, — вздрагивая воем телом, шептала Валя.
— Я тебе говорю, что он. Ложись в постель...
— Нет, я не лягу. Чего он ходит ночью? Мог бы днем. Я тоже на него посмотреть хочу.
— Завтра посмотришь. Он хороший. Миколке значок подарил. А ты молчи. Можешь в дырочку поглядеть... Только маме ни слова, чуешь?
— Да, чую...
Настя тихонько открыла скрипнувшую дверь, чувствуя, как трясутся у нее и подкашиваются колени. После разговора с матерью она не переставала думать о Михаиле ни одной минуты и не сомневалась, что это он. Смело подойдя к калитке, Настя отдернула задвижку и подняла глаза. Сердце дрогнуло и замерло. Перед ней стоял Пыжиков.
