Поговорим о странностях любви - [34]

Кстати, получил ли он модели? Какие еще автомобильчики ему нужны? Могу прислать вместе с водителем. Здесь один клянется, что ради меня готов хоть на край света. Этот шофер возил нашу бригаду в поле. Я заметил, что он туговат на ухо. Посмотрел его — батюшки! Забыли ватку в слуховом канале, когда делали ему промывание. Лежала чуть не полгода, еще немного, и он навсегда остался бы глухим. Тут выхожу я во всем белом…

Слух о чудо-докторе-из-города быстро пополз по окрестностям. Здесь очень важно первое впечатление. Дебют прошел плохо — можешь сразу собирать чемоданы: люди к тебе не пойдут. Зато стоит сделать удачную операцию, и в тебя начинают так верить, что самому боязно. Разговаривать со здешними легче. Мои обычные пациенты так начитались журнала «Здоровье» и насмотрелись телевизора — попробуй переубедить! Эпоха всеобщей полуграмотности. Отдали бы практической медицине половину денег, которые тратят на плакатики «Мойте руки перед едой!». Нам работать нечем, а они: «Мойте!..»

Пора слезать с любимого конька и спешить на стихийный прием. Когда возвращаюсь с полевых работ, меня уже поджидают несколько человек. Я напускаю на себя всю доступную мне непроницаемость. Мелкое пижонство, но когда тебя так ждут… Или в кино вдруг прерывают сеанс, чтобы объявить по радио: «Доктора Красовского срочно просят на выход!» Идешь и млеешь. Особенно если кино паршивое.

Иногда я еду с поля на велосипеде (тоже из пижонства: хромой, а на велосипеде!). За неимением фары разгоняю темноту дребезжанием звонка и представляю, как ты встречаешь меня на крыльце. Возле него растет старый орех, как у тебя в Усть-Рыбинске. Ночью на дереве спят индюки, их хвосты свешиваются с ветвей, будто цыганские шали. Утром большая важная индючиха снесет яркое пасхальное солнышко, и жизнь покатится дальше. А я пошел биться за урожай. Чао!

* * *

Здорово, трудяга!

Рисую тебе сельские картинки, а ты-то сама, оказывается, на картошке! Не пора ли создавать профсоюз работников, занятых не своим делом?

С шефом ты поступила правильно. Жаль только, что эта история так вымотала тебя. Он-то, как я понимаю, профессиональный интриган, а у тебя все на эмоциях. Победа обходится тебе дороже, чем ему поражение. Хочешь совет? Когда предстоит идти к начальству на ковер, а ты нервничаешь, то перед дверью его кабинета представь: начальство сидит за столом босиком. И оно уже не такое страшное. Представила? Вперед!

Мне повезло: наш завотделением, полковник Котя, отличный мужик. Вообще-то он Константин Михайлович, но, по-моему, так его никто отродясь не называл. Сомневаюсь, чтобы даже на фронте кто-нибудь отдавал ему честь, — насквозь нестроевая личность! Чего стоит один его бессменный пуловер, всегда обсыпанный сигаретным пеплом… Нет вещи, которую бы Котя не умел делать, — от самых сложных операций и до охмурения молоденьких сестричек (что тоже не так просто). Он беспрерывно оперирует, консультирует, вечно что-то достает, кого-то устраивает на койку или в институт, встречает бесчисленных гостей. Вокруг полковника Коти ключом кипит жизнь, снуют какие-то певички, моряки, журналисты, спортсмены, таксисты. Есть даже брачный аферист по прозвищу Феликс-ложка.

Он куда больше похож на заведующего отделением, чем Котя: мягкие интеллигентные манеры, благородный баритон… Несмотря на это, Феликс иногда попадается. Сидеть за аферы он не любит, поэтому при первой же возможности глотает ложку, и его привозят сюда. Полковник быстро извлекает из Феликсова горла казенное имущество; дня три тот отлеживается, развлекая нас своими историями. На этот раз ему не повезло: полковника вызвали в облздрав, за него осталась Надюшка. Стала дергать ложку туда-сюда, а та возьми да и провались в желудок. Пришлось срочно отправлять афериста в общую хирургию и вспарывать ему живот. Так простая женщина-медик помогла профилактике преступности.

По профессиональной подготовке Надюшка застряла где-то на уровне восемнадцатого века: тогда в Англии хирурги котировались наравне с парикмахерами. Их гильдия так и называлась: «цирюльников и хирургов». Делай она такие прически, как операции, ее бы давно выгнали. Но — «Несмотря на усилия медиков, больной выздоровел». С кем нужно, она мила, собой пышна, почерк чудный, знает, что сказать на собрании, — и хватит с вас! Я бы уже сейчас платил ей персональную пенсию, лишь бы она не подходила к больным.

Ты права: авторитет медицины падает, но не только из-за таких, как Надюшка. Хорошо, если врачу удается выкроить для больных хотя бы полдня. Перед каждой операцией надо побегать: «Валечка, где шприц? Лерочка, сходите за санитарами!» Потом подождать санитаров с полчаса и самим нести пациента в палату, пока он не схватил воспаление легких.

А поехать на уборку овощей? Мне-то что: свежий воздух, зарплата идет, но кто займется моими больными? Правда, на этот раз мне повезло. Не успели мы с Лерочкой-Валечкой собрать очередную норму, как показалась целая делегация: главный врач района, директор совхоза и, конечно, полковник Котя. Мол, дорогой Александр Борисович, возвращайтесь к себе в больницу, вместо вас на уборку пришлют кого-нибудь из КБ. Ясно: Котя проконсультировал директорскую жену, и все решилось в момент. А также видеть, слышать, ходить и т. д. Вот где стимул для медицины!