Погоня за «Кайпаном». Злополучный груз - [61]

Первая победа послужит поводом для беспощадной войны, а она начнется, как только мое судно пристанет к берегу.

ЗЛОПОЛУЧНЫЙ ГРУЗ Шаррас

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I Неведомая угроза

Последние острова скрываются за горизонтом. Распустив паруса, корабль скользит по ярко-голубой глади Индийского океана. Вновь со стороны открытого моря набегают пенящиеся волны, барашки весело играют с парусником, затерявшимся в бескрайнем пространстве.

Я возвращаюсь из Индии со сказочным грузом: двенадцатью тоннами гашиша, который был продан мне под названием «шаррас» и может быть легально импортирован.

Я уже изведал немало опасных приключений в Греции[40]и Египте, а теперь телеграмма, полученная в Индии перед отплытием, принесла мне дурную весть из Суэца. Я узнал, что самая влиятельная банда египетских контрабандистов решила объявить мне войну. Главарем бандитов является критский турок Реис, чьи планы мне удалось разрушить в ходе нынешнего дела.

Судьба баснословного груза беспокоит меня также потому, что, как стало известно из достоверных источников, английская таможня не намерена больше закрывать глаза на перевозку наркотиков. Видимо, поэтому мои всегдашние компаньоны Горгис и Ставро известили меня о том, что на сей раз мне придется обойтись без их содействия.

К вечеру ветер стихает, и паруса, только что полные жизни, безвольно повисают. Наступает штиль, но мне теперь все равно: я уже никуда не спешу. И все же трудно смириться с вынужденным бездействием: всякий раз, когда время уходит впустую, я не могу отделаться от гнетущего чувства утраты.

Мне кажется, что неподвижность судна проистекает от моей собственной лени, и, чтобы покончить с этим, я отдаю Мухаммеду Мола знакомый приказ: «Ласси» (зажигай). Разумеется, речь идет о форсунке полудизельного мотора. Данакилец просыпается и вскакивает на ноги, ловким кошачьим движением проскальзывает в люк и скрывается в чреве машины. Вскоре из трюма доносится шипение форсунки, вслед за ним со свистом вырывается сжатый воздух, и после первой вспышки тяжелый маховик приходит в движение.

Прощай, спокойная дивная ночь под звездным небом, в расцвеченном бликами море, где тихий парусник словно зависает над бездной. Прощайте, величавые ночные красоты. Все мечты разбежались от прерывистого дыхания машины. Работающий винт сотрясает судно, и фосфоресцирующий след вьется вслед за судном изумрудной лентой. Мы спускаем поникшие паруса, бессильные перед дерзостью двигателя, и закручиваем их вокруг реи. Оголившиеся мачты печально качаются на фоне поскучневшего неба.

Проверив курс, я закрываюсь в своей каюте. Стоит прекрасная погода, море пустынно, и ничто не может помешать моему отдыху. Я растягиваюсь на кровати, чтобы вкусить долгожданное блаженство. Однообразный навязчивый шум мотора кажется поначалу невыносимым, но мало-помалу он отодвигается на задворки подсознания и перестает раздражать слух. Теперь до меня доносится песня рулевого, борющегося со сном, знакомый скрип штурвала, таинственный плеск воды за бортом — одним словом, все то, что моряк чует даже во сне.

Я невольно прислушиваюсь к этим звукам, поддерживающим мою связь с морем. Даже в этом полусонном состоянии я продолжаю следить за курсом. Когда бриз крепчает, я ощущаю более сильный крен: значит, рангоут перегружен парусами. Таковы все моряки: их тело спит, но разум бодрствует.

В ту ночь я проснулся от непонятной сильной качки. Наверху рулевой все также пел свою заунывную песню, словно не замечая тревожных признаков. Выйдя на палубу, я машинально бросаю взор в направлении ветра и вижу неистовый танец мачт; взглянув на море, я замечаю странное, почти неразличимое волнение: поверхность моря, налившаяся свинцом, медленно колышется от беспорядочных конусообразных волн. Это необъяснимое явление поражает и пугает меня, словно призрак или другое видение потустороннего мира. Суеверие с отголосками детских страхов и пережитков прошлого пускает глубокие корни в нашей душе. В море неизменно испытываешь тревогу перед необъяснимым. И все же я пытаюсь успокоить себя доводами рассудка, объясняя таинственное волнение близостью экваториальной зоны с ее неистовым течением.

Я снова возвращаюсь в свою каюту, но тревога не покидает меня: мне кажется, что все судно охвачено неясным гулом, напоминающим приглушенные раскаты грома. Я приказываю остановить двигатель, и матросы, встревоженные внезапной тишиной, вместе со мной напрягают слух, но кругом царит спокойствие, и до нас не доносится ни звука. Мы собираемся вновь запустить мотор, но тут на палубу выбегает перепуганный юнга и кричит, что внизу слышится какой-то шум. Спустившись в трюм, я различаю странный гул, подобный тому, что я слышал как-то ночью в Обоке во время подземных толчков. Матросов охватывает паника, словно животных перед грозной силой стихии. Я не утверждаю, что и сам не поддался безотчетному страху, несмотря на внешнее спокойствие и улыбку, которой я пытался ободрить остальных.

II Водоворот

Теперь уже никому из нас не до сна. Весь экипаж, затаив дыхание, слушает рассказ суданца Раскаллы о злых духах, выпускающих из пучины морских чудовищ, способных глотать корабли. Шум заработавшего мотора разорвал зловещую тишину, но воображение продолжает населять душную ночь призраками.