Погоня за Черной акулой - [18]

К этой-то щелке она и приникла, пытаясь разглядеть улицу напротив.

Так и есть! Женя оказалась права в своем предчувствии. Черный стоял почти за самым углом, лениво прислонясь плечом к стене дома, словно кого-то поджидал. На самом деле он просеивал глазами толпу — то ли действительно высматривал кого-то, то ли проверял — нет ли за ним "хвоста". Наконец, плюнув на пыльный тротуар свою жвачку, Черный развернулся на сто восемьдесят градусов и, обогнув дом, нырнул за угол.

— Какую стрижечку будем делать? — обратился к затылку Жени заспанный парикмахер, который вышел посмотреть на застенчивую клиентку. Вот ведь чудачка: в дверь вошла, а в салон почему-то не заходит…

— "Сассун", — ответила Щеня первое, что пришло ей в голову. — Только… только потом.

Ракетой она вылетела из парикмахерской и бросилась к зданию, за которым исчез Черный. Оказалось, что за ничем не примечательным бревенчатым домом скрывалась целая барахолка. Длинные ряды уходили Куда-то в глубь частного сектора. Торговали, здесь чем попало и как попало. Одни из продавцов притащили и утвердили на своем месте проржавевшие конструкции, носящие гордое название "торговый лоток". Другие разложили свой товар на ящичках из неструганной доски, ранее принадлежавших какому-то садово-огородному товариществу. Третьи, плюнув на условности, стелили брезент или кусок полиэтилена прямо на землю, а сверху грудами наваливали то добро, от которого желали избавиться.

В начале барахолки на Женю со всех сторон налетали продавцы всевозможной сантехники. Потом какие-то автоманьяки пытались впарить ей замечательные рессоры от "Пежо" И рулевую колонку от "Понтиака". Женя то и дело успевала отнекиваться, отрицательно качать головой, показывать мимикой, что никакие, даже самые расхромированные бамперы ей вешать некуда, разве что на двойку "Таймень". Услышав кодовое слово "лодка", словоохотливые продавцы тут же наперебой объясняли ей, как пройти к тому ряду, где продаются рыболовные снасти.

Пикируясь с продавцами и протискиваясь вперед, Женя скользила взглядом по головам, пока наконец не нашла в этой толпе Черного. Он разговаривал с каким-то пузатым дядькой в замасленной рубашке-ковбойке в красную и белую клетку. Лицо у толстяка, как и у Черного, было какое-то жуликоватое. Может быть, это Жене просто показалось, но в узких глазах торговца, в его припухлых веках, в красных прожилках на щеках, в нездоровом румянце она видела хитрость и жадность.

Черный вынимал из своей спортивной сумки какие-то вещи и показывал пузатому. Тот быстро просматривал их, взвешивал на ладони, будто покупал на граммы, и что-то откидывал к себе, а что-то возвращал обратно Черному. В одной из таких вещей Женя с изумлением узнала свой бельгийский свитер, связанный из белой и голубой шерсти. Захлебнувшись от возмущения, она тут же хотела протиснуться вперед, схватить за руку "коммерсантов" и заорать на весь рынок, что здесь продают ворованные вещи. Однако, оглядевшись, девочка поняла, что помочь задержать бандита ей вряд ли кто захочет. Слишком много тут было весьма подозрительных личностей.

Прикинув свои шансы, Женя благоразумно решила не устраивать на "Калужской бирже товаров" паники, а потихоньку выбраться из толпы, найти милиционера и прийти сюда уже с представителем закона.

Как только у Жени сложился в голове этот план, к ней, как назло, пристал какой-то худой до дистрофического состояния дядечка и стал втюхивать ей "почти новые" боксерские перчатки. Перчатки эти выпуска эдак шестидесятого года новыми могли быть разве тогда, когда боксом занимался Женин дедушка.

Женя ни старых, ни новых боксерских перчаток покупать не собиралась, поскольку из-за их отсутствия в своем гардеробе никогда не страдала. Однако продавец, то ли подвыпивший, то ли дурноватый от рождения, вцепился в нее чертополохом и стал предлагать безумные скидки. Если бы у Жени было достаточно денег, она бы сунула их поскорее торговцу, лишь бы только от него избавиться. Плюнув на все приличия, Женя ринулась было прочь от "перчаточника", но тот, несмотря на свой болезненный вид туберкулезника в третьем поколении, ловко цапнул ее через прилавок за рукав и продолжал верещать что-то о "самой натуральной коже". Говорил он это так уверенно, будто сам присутствовал при трансплантации собственной кожи на свои замечательные перчатки.

Видя, что потенциальная покупательница явно не собирается доставать кошелек, продавец сник, будто резиновая игрушка, из которой вытащили затычку, отпустил Женин рукав и, вероятно, отчаявшись хоть что-то продать за эту неделю, шепотом попросил свою жертву взять злополучные перчатки просто так, на память. То ли у этого горе-коммерсанта случился приступ расточительства, то ли, следуя купеческой примете, он хотел, чтобы с лотка ушло хоть что-нибудь, а потом дело пойдет, но он принялся умолять Женю забрать перчатки за бесплатно с таким же жаром, с каким только что уламывал ее выложить за них деньги. Женя же, отпущенная на свободу, уже продиралась из толпы наружу.

Добежав до входа на рынок, огороженного решеткой, она огляделась и увидела будочку местной администрации. Наклонившись и пытаясь разглядеть через окно, засиженное мухами, теплится ли в этой конурке жизнь, девочка уперлась взглядом в сонное лицо мужчины средних лет, который смотрел на нее из-под косматых бровей по-рачьи выпученными глазами.