Погода - [18]
Снова думаю о тех числах. Навязчивые мысли затмевают свет.
Илай сидит за столом на кухне и проверяет все свои фломастеры по очереди, вдруг какие-то засохли. Бен приносит ему миску с водой, чтобы он смачивал кончики. Если ничего не изменится, повышение температуры в Нью-Йорке будет продолжаться и к 2047 году достигнет уровня, при котором существенно отразится на жизни людей.
Подруга работает в хосписе и рассказывает, что нельзя говорить умирающим, что те не доживут до следующей поездки на пляж, урожая яблок и так далее. Все равно что выбить костыль из рук больного со сломанной ногой.
Скоро вообще не будет яблок; для роста яблокам нужны заморозки.
Решаю переставить книги на полке у большого окна. На улице красота. Группа студентов, взяв друг друга под руки, распевает что-то во дворе. На подоконнике кто-то разложил фантики в ряд. А у одного дерева за окном горит верхушка. Или снова наступила осень.
– Лиззи, видела реку? – спрашивает Сильвия, встретив меня с поезда.
Я решаю соврать и отвечаю «да». Сильвия очень расстраивается, что в наше время все ходят, уткнувшись в телефоны.
Листьев на деревьях почти не осталось. Проезжаем яблоневые сады. «Всем нужны только красивые яблоки, – рассказывает она, – особенно если они сами их собирают: все червивые, с бочками, надколотые оставляют на земле для оленей». Оленей здесь несколько тысяч. Скоро начало охотничьего сезона. «Но слава богу, большинство охотников здесь охотятся ради пищи, а не ради забавы», – говорит она. Мы сворачиваем на грунтовую дорогу. «А почему оленей не разводят? – спрашиваю я. – Они слишком красивые?» Она качает головой. «Они взаперти паникуют».
На пути домой, не доехав до города, поезд останавливается и долго стоит. Я смотрю на деревья вдоль реки. На них еще остались редкие листья. Люди гуляют у самой воды. «Но разве мир не всегда катился к чертям?» – спросила я Сильвию. «Какие-то части мира – да, но не весь же мир целиком».
Выхожу из метро. Дождь льет как из ведра. Голова гудит. «Не плачь, – говорит дружелюбного вида белый прохожий. – Не плачь!»
Разве я плачу?
Прохожу мимо лавки Мохана. «Чеснок привезли», – окликает меня он. Расплачиваюсь мелочью, но он не против. «Мелочь – тоже деньги», – говорит он.
Рядом с открыткой с Ганешей на кассе теперь стоит миниатюрный американский флаг. Мохан не переживает из-за выборов. «Даже если он выиграет, он не будет президентом вечно, – говорит он. – У него есть деньги, самолеты, всякие красивые вещи. Он – птица. Зачем быть птицей в клетке?»
Часть третья
После выборов Бен мастерит из дерева маленькие полезные штуки. Подставку для столовых приборов, подпорку для мусорного бака. Он занимается этим несколько часов. «Вот, я все исправил», – говорит он.
Банда улиток ограбила черепаху. Пришла полиция составлять протокол, но черепаха ничего не смогла рассказать. «Все случилось так быстро», – сказала она.
В эфире люди задавали друг другу один и тот же вопрос. И тем, кто твердил, что «в любом случае мы проиграем», и тем, кто говорил, что «все они одинаковые», и тем, кто кричал «катись все к черту».
Теперь довольны?
Тропа сужается. Так сказал Бен. Он считал в уме.
Может, все-таки?.. Все ведь возможно.
И мы не стали ложиться и досмотрели до конца.
В школе друг Илая хвалится, что убьет президента световым мечом. Потом говорит – нет, лучше сюрикеном. Сын приходит домой расстроенный. Мол, друг его неправильно подходит к решению проблемы. «А как правильно?» – спрашиваю я.
«Вырыть яму, замаскировать ее листьями».
Все вокруг дают советы – кто-то практические, кто-то общего характера. Практические быстро передаются из уст в уста и приводят к последствиям.
Женщинам репродуктивного возраста советуют срочно установить внутриматочные спирали. Их можно носить от шести до двенадцати лет; когда абортарии закроют, это придется кстати. Но записаться на прием к врачу становится невозможно; все забронировано на много месяцев вперед, а в приемных платных клиник толпятся испуганные белые женщины.
Вопрос: Нужен ли ангелам сон?
Ответ: Маловероятно, хотя наверняка сказать нельзя.
«Может, купим пистолет?» – спрашивает Бен. Но мы же в Америке. Если ты застрелил меньше трех человек, тебя даже в новостях не покажут. Право на ношение оружия если и отберут, то последним. Он смотрит на меня. Фамилия его деда была в два раза длиннее. На острове Эллис ее укоротили.
То же самое было после одиннадцатого сентября – тревожный гул вокруг. Повсюду все твердили об одном и том же. В магазинах, ресторанах, метро. Мы с другом встретились в кофейне. Его семья бежала из Ирана за неделю до падения шахского режима. Он не хотел говорить о том, о чем все говорили. Но я настаивала. «Наконец история пришла и по вашу душу, – сказал он. – С нами это случилось давно».
В тихом вагоне кажется, что все не так ужасно. В тихом вагоне все ведут себя спокойно. Нога Бена прижимается к моей ноге. Мы сидим рядом и читаем, а Илай строит дома со множеством комнат. Через проход сидит человек и разговаривает с другом по-испански. Кондуктор просит его выйти. «Сейчас? – спрашивает он. – Во время движения поезда?»
