Поэзия вагантов - [92]

Весенние вздохи девушки

(«Levis exsurgit zephyrus…» СС 31 (Langosch, p. 102))

Сохранилось только в кембриджской рукописи; по-видимому, скорбное настроение стихотворения спасло его от вымарывания, которому подверглись другие любовные стихи «Кембриджских песен». Яркий образец «женской песни», переложенной размером церковного гимна.

Приглашение подруге

(«Iam dulcis amica venito…» СС27 (Langosch, p. 104))

Кроме «Кембриджских песен», сохранилось в двух континентальных сборниках, с разметкой мелодии; размер стихотворения сильно расшатан по сравнению с ритмикой гимнов. Образы следуют традиции, идущей от «Песни песней»; поэтому при некотором сокращении песня могла быть понята как обращение Христа к невесте-церкви (от «Песни песней» — также и смена реплик в строфах 6 и 9). Ради такой аллегоризации кембриджский «цензор» и вымарал в стихотворении 7 строфу, а одна из континентальных рукописей отсекла две последние строфы, в результате чего стихотворение оказалось включенным в гимнографический сборник.

Стихи к отроку

(«О admirabile Veneris ydolum…» СС 48 (Langosch, p. 114))

Обращение к мальчику-монаху, не лишенное эротического оттенка; размер (два шестисложных полустишия, ср. ниже, «Призрак возлюбленного») для эпохи «Кембриджских песен» еще сравнительно редок, стиль нарочито насыщен мифологической ученостью. Стихотворение итальянского происхождения.

Клирик в болезни

(«Deus Pater, adiuva…» СВ 127 (89))

Сохранилось только в «Буране». Распределение реплик, особенно в начале и в конце стихотворения, спорно; некоторые исследователи (Пайпер) читают не frater, a pater и представляют, таким образом, разговор происходящим не между «братцами», а между «батюшкой» и «чадом»; некоторые (Аллен) вообще считают большую часть строф позднейшими вставками. Очень безыскусственный стиль, простые рифмы; в стр. 14 оставлено место, чтобы подставить имя клирика-друга. О. А. Добиаш-Рождественская напоминает рассказ Цезария Гейстербахского (II, 16) про ваганта Николая, который, заболев, постригся, а выздоровев, «с великим насмеятельством» снял рясу и убежал.

Дама и клирик

(«Erat quaedam domina…» Dronke, p. 419)

Из лондонской рукописи XV в.; известен вариант в континентальной рукописи. Зачин и припевы — может быть, подлинные указания для певца, а может быть, ставшие уже заумными слова для подхвата (так во многих средневековых латинских песнях припев «и А и О», первоначально значивший эпитет бога «и альфа и омега», т. е. «начало и конец всего», скоро стал восприниматься и петься как бессмысленный набор звучных гласных).

Послание к посланию

(«Littera, vade cito, cito iam quod amamus adito…»)

Опубликовано Ваттенбахом в «Neues Archiv der Gesellschaft für ältere deutsche Geschichtskunde», 18, p. 521, по реймсской рукописи XIII в.

Письмо-песня

(«S. sue amasie…»)

Опубликовано Д. Шаллером в журнале «Latomus», 23 (1964), p. 488, по гентскому письмовнику XIII в. (перед ним — образец письма рыцаря к священнику с просьбой прийти к его больной жене, после него — образец ответа священника с извинением за то, что он по нездоровью не может прийти и присылает вместо себя другого). В стр. 6 стих утрачен и восполнен по конъектуре Шаллера. Стиль нескладный и неумелый, строфика не выдержана; может быть, когда-то это стихотворение было подлинным любовным письмом.

Женские письма

([I] «S., suo dilecto…»; [II] «G., unice rose sue…»; [III] «Accipe scriptorum, о fidelis, responsa tuorum…»; [IV] «Н., quondam carissimo…»; [V] «Sedens more turturis…»; [VI] «Ultra biennium…» Dronke, p. 472–484, N 1, 7, 3, 2)

Первые четыре — по мюнхенской рукописи XII–XIII в.; по-видимому, это — настоящие женские письма, лишь впоследствии объединенные в подобие письмовника. Рифмованная проза, которой они написаны, была в моде в «высокой литературе» в X–XI вв., потом сохранилась лишь в низовой словесности; можно думать, что письма относятся к началу XII в. Два последние письма (уже не рифмованной, а ритмизованной, риторической прозой) — из любовного письмовника Бонкомпаньо, итальянского профессора риторики XIII в., где они озаглавлены «О женщине, которая хочет воротить к себе друга» и «О красивой женщине, которая зовет к себе ученого мужа, трудящегося над науками». Все письма, особенно предпоследнее, пронизаны реминисценциями из «Песни песней».

Призрак возлюбленного

(«Foebus ablerat subtractis cursibus…» Dronke, p. 334)

Текст по оксфордской рукописи первой половины XI в.; таким образом, это одно из самых ранних стихотворений нашего сборника, наряду с «Кембриджскими песнями» и «Молитвой о милой». С такой же непосредственностью, как в «Кембриджских песнях», здесь в латинские ритмы (на этот раз не гимнического, а горацианского происхождения) переложена характерная народная баллада о женихе-призраке, ночью являющемся к возлюбленной во исполнение обета верности. Кроме оксфордской, стихотворение сохранилось в той же ватиканской рукописи, что и «Жалобы монахини», но столь же безжалостно вымаранное, что особенно жалко, ибо текст здесь дополнен двумя строфами, скудные отрывки которых прочитаны Дронке под ультрафиолетовыми лучами так: после 2 строфы: