Поэзия Томаса Мора - [3]

Шрифт
Интервал

Содержание 100 с лишним переводных эпиграмм определяется греческими оригиналами и чрезвычайно разнообразно. Не менее разнообразны по тематике и более чем 160 оригинальных эпиграмм Мора. Для Англии начала XVI столетия они поистине злободневны. В них Мор-поэт поражает нас обилием сюжетов. Наряду с традиционными мотивами древней эпиграммы: мыслями о краткости жизни, сатирой на плохих врачей и на женщин, изображением невежественных и беспомощных прорицателей, сравнением жизни богачей и бедняков (отнюдь не в пользу первых), совершенно особое место в поэзии Мора занимают 23 эпиграммы, посвященные правителям и наилучшему образу правления, т. е. жизненно важному для Мора и его друзей-гуманистов вопросу, который они связывали со своим идеалом совершенного государя. Известно, какие надежды в этом отношении возлагали Мор, Эразм и их друзья на молодого Генриха VIII. В эпиграмме 1, посвященной такому торжественному событию, как коронование молодого Генриха VIII, Мор не ограничился только панегирическими похвалами дню, знаменовавшему, по его мнению, «конец рабства» и «начало свободы», но недвусмысленно заклеймил налоговый произвол, террор и беззакония правления Генриха VII, отца нового короля.

Вопрос об идеальном правителе отражен и в трактатах Эразма «Христианский государь» и «Жалоба мира», а также в «Похвале глупости». Мор, помимо эпиграмм, затрагивает этот вопрос в «Утопии». Однако в эпиграммах, как бы дополняющих это сочинение Мора, он выражен подчас (э 182) с большей определенностью, свидетельствуя о большем радикализме Мора-эпиграмматиста по сравнению с Мором-автором «Утопии». И Мор, и Эразм полагали, что идеальный государь должен блюсти законы, защищать мир и быть достойным главою своих подданных, ибо, по мысли Мора (э 103), «народ своей волей дает и отнимает власть».

Традиционные мотивы античного свободолюбия, тираноборчества звучат во многих эпиграммах Мора. Отвергая божественное происхождение королевской власти, он ставит на место короля «Dei gratia» note 16 правителя, избранного волею народа. И это нельзя считать лишь данью литературной традиции; свои идеалы Мор стремился осуществить в своей парламентской деятельности еще при жизни Генриха VII, не боясь гнева этого сурового деспота.

Мор, как и Эразм, был чужд ортодоксальному христианскому благочестию. Мы не найдем его в поэзии Мора; он не щадит алчности и невежества епископов (эпиграммы 53, 160, 186), высмеивает монахов (эпиграммы 157, 187, 244). Всего 6 эпиграмм носят торжественно-панегирический характер, но их адресаты (Буслейден, Эразм, Холт и другие) достойны такой хвалы. Перед нами в эпиграммах Мора проходит целая галерея современников поэта: болтливый галломан Лал, легкомысленный Сабин, автор памфлета «Антимор» Бриксий (эпиграммы, адресованные ему, составляют как бы небольшой цикл), друзья и единомышленники – Эразм, Буслейден, Петр Эгидий, Уильям Уорхем, родные и близкие поэта. В эпиграммах, обращенных к друзьям и близким, чувствуется огромное обаяние Мора, верного друга, прекрасного семьянина, любящего и умного отца, давшего своим детям превосходное образование, не исключая и дочерей, что по тем временам было далеко не обычным явлением.

Большинство эпиграмм Мора написано дактилическим дистихом, первая строка которого представляет собой гекзаметр, а вторая – пента Таких эпиграмм более 240. Кстати сказать, это был также основной размер и античной эпиграммы. Восемь эпиграмм (8, 33, 118, 119, 128, 142, 207, 219) написаны гекзаметром. Четыре эпиграммы (95, 129, 235, 250) – гекзаметром в сочетании с ямбическим диметром. Собственно ямбическим диметром написаны две эпиграммы (91, 189). Эпиграмма 125 Кандиду (о выборе жены), представляющая собой небольшую поэму, написана ямбическим усеченным диметром. Ямбический триметр применен во втором варианте «Прогимнасмата» 12, а также в эпиграммах 44, 45, 67, 73, 77, 127, 229, 231, а в эпиграмме 48 – так называемый холиямб (по-гречески «скадзон»), ямбический стих со спондеем или хореем в последней стопе.

Ямбическая строфа, т. е. сочетание ямбических триметра и диметра, встречается в шести эпиграммах (4, 93, 103, 126, 177 и в Приложении И» э 6). Одиннадцатисложники (так называемый Фалеков стих) использованы (частично) в эпиграмме 5 Приложения II. Второй усеченный гликоней, называемый хориямбом, т. е. состоящий из хорея и ямба, – в эпиграмме 71.

В подавляющем большинстве переводы Мора отличаются большой близостью к оригиналу. Как правило, он соблюдает и стихотворный размер переводимой им греческой эпиграммы. Однако есть исключения. Так, в эпиграмме 71 Мором применен хориямб вместо ямбического диметра оригинала Анакреонта. В эпиграмме 73 – ямбический триметр вместо элегического дистиха греческого оригинала. В эпиграмме 127 также применен ямбический триметр вместо усеченного ямбического триметра.

Все случаи немногочисленных переводческих ошибок Мора и переводов, базировавшихся на заведомо небезупречном тексте антологии Плануда, подробно рассмотрены Бреднером и Линчем в их Введении note 17 и частично отмечены в комментариях к настоящему русскому переводу.


Рекомендуем почитать
Грамматические разыскания. В. А. Васильева…

«Появление книжки г. Васильева очень порадовало нас. В самом деле, давно бы уже пора приняться нам за разработывание русской грамматики. А то – ведь стыдно сказать! – грамматика полагается у нас в основание учению общественному и частному, – а, между тем у нас нет решительно ни одной удовлетворительной грамматики! И как же бы могла она явиться у нас, когда теория языка русского почти не начата, и для грамматики, как систематического свода законов языка, не приготовлено никаких данных?…».


Стихотворения Эдуарда Губера…

«Что нужно человеку для того, чтоб писать стихи? – Чувство, мысли, образованность, вдохновение и т. д. Вот что ответят вам все на подобный вопрос. По нашему мнению, всего нужнее – поэтическое призвание, художнический талант. Это главное; все другое идет своим чередом уже за ним. Правда, на одном таланте в наше время недалеко уедешь; но дело в том, что без таланта нельзя и двинуться, нельзя сделать и шагу, и без него ровно ни к чему не служат поэту ни наука, ни образованность, ни симпатия с живыми интересами современной действительности, ни страстная натура, ни сильный характер…».


Оперы и водевили, переводы с французского Дмитрия Ленского…

«…Странный оборот приняло в наше время драматическое искусство! Прежде хлопотали о развитии характеров, нынче все заключается в музыке. Даже в водевилях слова как будто приделаны к куплетам, а не куплеты к словам. О характерах забыли и думать. Как тут образовываться актерам? Им надо учиться петь, а не играть. Право, хоть бы уж опять начали давать забытые комедии Коцебу! По крайней мере в них видны характеры, а это первое дело в драматическом искусстве…».


Песни Т. м. ф. а… Елисавета Кульман. Фантазия. Т. м. ф. а…

«…наша критика (если только она есть) не может назваться бедною, истощенною труженицей, сколько потому, что у нас мало деятельных писателей, столько и потому, что у наших писателей деятельность редко бывает признаком силы и разносторонности таланта, что, прочтя и оценя одно их произведение, можно не читать и не оценивать остальных, как бы много их ни было, в полной уверенности, что они пишут одно и то же, и всё так же. Нам кажется, что г. Тимофеев принадлежит к числу таких писателей. Чего не пишет он, каких стихотворений нет у него!.


Любовь в жизни Обломова

Лет тому восемь назад представитель какого-то сибирского университета обратился ко мне с просьбой написать сочинение, наподобие тех, что пишут школьники. Мне предложили взять любое произведение из школьной программы и разобрать «образ» любого из персонажей. Предложение показалось интересным, и я согласился. Написал сочинение по роману Ивана Гончарова «Обломов» и даже получил за него какую-то денежку. Экземпляра сборника мне так и не прислали.И вот теперь нашёл я среди замшелых файлов этот текст и предлагаю вашему благосклонному вниманию.


Некрасов

«Он страдал от себя, болел собою. Его лирические строфы показывают, как ужас самопрезрения проникал в его душу, как изнывал писатель в неисцелимой тоске и, словно ребенок, ждал и жаждал спасения от матери, со стороны. «Выводи на дорогу тернистую!..» Но, разумеется, на тернистую дорогу не выводят, а выходят. И со стороны не могло явиться того, чего не было в сердце и воле самого поэта, так что до конца дней своих томился Некрасов от горькой неудовлетворенности, от того, что он не мог прямо и смело смотреть в глаза своей взыскательной совести и в жизненной вялой дремоте «заспал» свою душу…».