Поэзия социалистических стран Европы - [21]

Семейный снимок      разорван посредине,

по самому лицу           погибшей матери.

Бамбука ствол             расколот гулким громом.

Растерзана река.        Разорены поля.

Разбита пополам        скупая горстка риса.

Распоротое небо          всю ночь горит огнем.

Стекает в землю пролитая кровь.

Болгарская кровь Из стихов о Вьетнаме Перевод Ю. Левитанского

Кровь консервированная, кровь притихшая,

в банки закупоренная и запечатанная,

отправляется в дальний путь.

Она проснется от сна летаргического,

она заклокочет в слабеющих венах

и запульсирует горячо.

Гайдуцкий костер, затянувшийся пеплом,

в ней разгорится

и ринется в бой.

А в пыльных депо,

в канцеляриях,

в ульях цехов

бледные доноры вахту несут.

И внезапно услышится им —

далеко-далеко

их вольная кровь

идет воевать за свободу.

Димитр Методиев Перевод М. Павловой

^{21}

Хлеба

Ваш тихий разговор я слушаю, хлеба,

в раздумье

голову склоняя.

Что дал я миру, в чем моя борьба

в дни, полные труда во имя урожая?

А вы —

пробившись сквозь покров земной,

вы зрели и готовили нам жатву,

готовили

великую отплату

и солнцу, и дождю, и туче грозовой,

и труженикам — тем, кто сеял вас;

вы не погибли в тот суровый час,

когда на ваши слабые ростки

легли снега,

накрыв вас ледяным пластом,

и ветры, не заботясь о живом,

освистывали вас

и с ног сбивали…

Хлеба,

я преклоняюсь перед вами,

пред вашим молчаливым торжеством!

Русские глаза

Синеют дали неба над Россией,

их вымыла весенняя гроза,

и, кажется, в росе вдруг отразились

не небеса, а русские глаза.

Так празднично лучами ты одета,

простор твой так велик и светел, Русь,

что снова я шепчу слова обета,

тебе в любви и верности клянусь.

Быть может, это лишь порыв мгновенный,

навеянный сияющей весной?

Нет, ты и край родной, благословенный

в одну любовь слились во мне давно.

В молчанье я шагаю по равнинам.

Молчит земля. Сияют небеса.

С них смотрят на меня гостеприимно

приветливые русские глаза.

Божидар Божилов

^{22}

Интимное Перевод Б. Окуджавы

У Ботева стихотворений мало.

И том стихов его так прост и неказист.

В последний путь не слава провожала

поэта, а ночного ветра свист.

Но бьется жизнь в том томе, колобродит,

шумит Балкан, трубит олень в лесу,

на смерть мужчины гордые уходят

и держат свои ружья на весу.

Что стоит слава полки многотомной,

уютных дней земная череда

пред этой смертью, как Балкан, огромной

и яростной, как ранняя звезда?

О счастье помышляю я пристрастно,

и, если мне погибель суждена,

была бы смерть моя, как та, прекрасна,

была бы песнь моя, как та, нужна.

Что в шумной славе мне, костру подобной?

Что долгий век? Что крепа черный дым?

Мне будет тяжко под плитой надгробной,

под мраморным признанием моим.

Когда я стану влажною землею

и надо мною поле зацветет,

пусть шепот мой смешается с травою:

«Любимая… тебя люблю… с тобою…

Да здравствуют свобода и народ!»

Искусство Перевод Б. Слуцкого

В камеру строфы ты заключишь,

рамою картины ограничишь,

чувство то, которым ты горишь,

воздух горный — тот, которым дышишь,

Надышись же бурей напоследок!

Ураганы грудью всей вдохни

и гляди, как выглядят они

в статуях, балладах и балетах.

Удивляйся, что стихотворенье

в небе счастья, боли и мученья

медленно восходит, как звезда,

что оно летит из нетерпенья,

словно птица из гнезда.

Вот и разбазарил ты печали.

Радости — растратил ты.

Приутихли чувства, замолчали

от усталой этой пустоты.

День пройдет, и ты — опять поэт,

ты опять ликуешь и страдаешь,

и опять все это заключаешь

в статую,

балладу

и балет.

Жажда Перевод Б. Окуджавы

Стихи. Они мои. Мои они.

Но ты не верь, что это просто строки.

В них ночи перемешаны и дни,

в них атом жив, в них бродит луч жестокий,

который призван создавать миры

придуманные.

Это не куплеты,

не жалкое подобие игры…

А были ли когда-нибудь поэты,

которых осмеяли за любовь?

Которых презирали, били в кровь?

Не знаю. И зачем мне знать про это?

Ладонями прикрою я глаза

и помолчу один…

Нет, с теми вместе,

что шли со мной в бои любви и чести…

Я вечные их слышу голоса.

Стихи. Мои стихи. Мои они.

За них идти готов хоть на галеры —

все потому, что в них — и тьма, и дни,

покой и боль моей земной карьеры.

Я жизнью надышался не сполна.

Хочу стихи придумывать, в которых

прольется дождь, крылом взмахнет весна

и явственней проступит тишина

сквозь прорастающий пшеницы шорох.

Поколение Перевод Б. Окуджавы

Ал. Герову

Как мы горели!

Мы были горение,

стихотворения — наше парение,

мы были движение

и сомнение…

Мы были бунтом, бурей и гневом,

самой эпохой названным «левым»,

без дипломов и без наград…

Вместо славы — голод, голод…

Пороховой

окружал нас ад…

Но были мы счастливы,

и каждый был молод…

И я был молод…

И ты был молод…

Теперь все это где-то позади.

Имеем мы тома стихотворений,

есть горстка пепла от былых горений,

есть горстка перьев от былых парений,

и нету в нас уже былых сомнений,

мы не бунтуем,

не ломаем дров.

И каждый рад, что он пока здоров,

что премии ему идут и слава…

Но нынче молоды другие, право.

Павел Матев

^{23}

Мать коммуниста Перевод О. Шестинского

Резцом и кистью обессмерть, художник,

мать у тюремных замкнутых ворот.

Она стоит. Шумит осенний дождик.

Она стоит. Нещадно солнце жжет.

Она стоит, согбенная, в молчанье,

в потертом платье, выцветшем платке…

Я принял бы ее за изваянье,

когда б не эти слезы на щеке.