Поэзия Михаила Васильевича Ломоносова - [12]

И, чтоб спокоились, со властью увещала.

Толпами наглые наверх взбегали к нам,

И мы ль то? кликали обейх по именам.

Обличены вконец и правдой и присутством,

Хотят оставить злость неправедну с бесстудством,

И часть бунтующих в обратный бьют поход.

Царевна, усмотрев, что тихнет злобный род,

Коварство новое в погибель составляет

И искры яркие в сердца стрельцам всыпает,

Сказав им собственну опасность и боязнь,

Что завтре лютая самих постигнет казнь

И те им отомстят, что ныне в оных воле:

Пропущены часы не возвратятся боле.

Как на полях пожар в начале утушен,

Но вдруг дыханием из пепла оживлен,

Сухой тростник траву в дни летни поядает,

И пламень слабые препятства превышает,

Подобно так стрельцы, страх с лютостью смешав

И поощрением злодейским воспылав,

В чертоги царские насильно устремились,

Убийством, наглостью неистово вломились.

Царица, мать моя, среди такого зла,

Среди отчаянья едва спастись могла,

Где праотцев престол, в палату грановиту,

Ко святости его и к вышнему в защиту.

В чертогах жалкий стон, терзанье и грабеж,

И раздается крик: коли, руби и режь.

Одни Софиины покои лишь свободны

И двери варварам бунтующим невходны.

Для убиения ненужен был в них иск:

На сродников моих направлен был их рыск.

Внезапно больший шум сердца в нас утесняет:

В злодейственных руках Нарышкин возрыдает.

Не мог его закрыть и жертвенник святый.

Летит на копия повержен с высоты.

Текущу видя кровь, рыкают: любо, любо!

Пронзенного подняв, сие гласят сугубо.

Сего невинный дух предтеча к небесам

Оставил тленну часть неистовым врагам.

Немедленно мечи сверкают обнаженны,

И раздробляются трепещущие члены!

Царицей посланных к стрельцам увещевать,

Чтоб, кровь сию пролив, престали бунтовать.

Подобной лютостью злодеи похищают,

На копия с крыльца, низвергнув, прободают.

Старейших стольников и знатнейших бояр

Подобный умертвил судьбины злой удар.

Там Ромодановской, о горькая кончина!

В последний раз взглянул на страждущего сына.

Там Долгорукого почтенный сан и вид

Меж членами других окровавлен лежит.

И красноречием несчастливый Матвеев,

Которого речьми пронзалась грудь злодеев,

Убит; но в смерти жив: что бледная глава

Движеньем кажет уст нескончаны слова.

Коль много после них невинно пострадали:

С царицыных очей злодеи дерзко брали,

На беззаконную влекли бесчестно казнь!

Скончался лютый день, осталася боязнь.

О скорбный лютый день и варварством ужасный,

День мне и сродникам для пагубы опасный!

Не помрачился он, как дерзостный Борис,

Сей смертоносный змей Димитрия угрыз,

Когда убивец злой вертел в гортани жало

И сердце матерые, отчаясь, обмирало.

Мне чувства изострил мой собственный пример,

Лишь вспомню, вижу я, как злится изувер.

В младенческом уме взор лютый вкоренился,

И ныне, вспомянув, я духом возмутился:

Волнуется во мне о том со гневом страх,

Как рождьшая меня, держа в своих руках,

Мой верх и грудь свою слезами обмывала,

Последнего часа, бледнея, ожидала;

Когда бесчувственный в продерзости злодей,

Гортани копием касаяся моей,

Ревел: скажи, где брат; или тебя и сына

Постигнет в миг один последняя година.

О промысл! В оный час ты чудо сотворил;

Злодейску руку прочь злодейской отвратил,

Из жаждущих моей погибели сыскался,

Кто б о моем тогда ж спасении старался.

В то время с Федором и Мартемьяном Лев,

По селам странствуя, скрывались меж дерев,

Вообразив своих невинну страсть, рыдали

И собственную смерть всечасно представляли.

Тогда почтенный муж при старости Кирил

Последни дед мой дни в затворах тесных крыл,

Других, не своего терзания боялся,

Что б крови ток сынов пред ним не проливался.

В отчаяньи, в тоске, в стенании без сна,

Подобна смерти ночь тогда провождена.

Стрегущих зверский взор и осажденных бледность

Изображали вдруг насилие и бедность.

Злодейской вольностью плененная Москва

Казалась в пропасти погребена жива.

Как неусыпный червь, тоска всем грызла груди,

Но с светом больше скорбь почувствовали люди.

Везде тревогу бьют: мятежнический крик,

Наполнив слезный град, до облаков достиг.

Рыканья зверские неистово возносят,

Нарышкина на смерть, ярясь, Ивана просят.

Грозят, что скоро всех постигнет строгий рок,

Прольется по Москве и слез и крови ток.

Но не дошла еще несчастного година,

Еще на день тоску оставила судьбина.

По граду из Кремля рассыпался мятеж:

В рядах, в домах, в церквах насильство и грабеж.

Там жадность с наглостью на зло соединилась

И к расхищению богатства устремилась.

Презрение святынь, позор почтенных лиц,

Укоры знатных жен, ругательства девиц

Лишение всего богатства превышали:

В сердцах правдивых стыд превсходит все печали.

Коль вечера сего благословен был мрак,

Что буйство прекратил и скрыл злодеев зрак.

Уже, отяготись весь день питьем излишним

И из несчастливых домов богатством хищным,

Шатаются, спешат своих достигнуть нор.

Градски врата блюдет их стража и запор.

Царевна, усмотрев, что время протекает,

А умысел ее конца не достигает,

Стрельцам назавтрее велела приступать

И, наглость с ковом злым начав соединять,

К царице шлет больших бояр для уговору,

Чтоб брата и отца стрельцам дала без спору.

«Уже чинят приступ ко красному крыльцу:

Без выдачи не быть смятения концу».

Для уважения в совете слов боярских

Представила особ опасность государских.