Поэзия - [8]

1921

Бахыт Кенжеев, 1950

                       ***

От райской музыки и адской простоты,

от гари заводской, от жизни идиотской

к концу апреля вдруг переживаешь ты

припадок нежности и гордости сиротской —

Бог знает, чем гордясь, Бог знает, что любя —

дурное, да свое. Для воронья, для вора,

для равноденствия, поймавшего тебя

и одолевшего, для говора и взора —

дворами бродит тень, оставившая крест,

кричит во сне пастух, ворочается конюх,

и мать-и-мачеха, отрада здешних мест,

еще теплеет в холодеющих ладонях.

Ты слышишь: говори. Не спрашивай, о чем.

Виолончельным скручена ключом,

 так речь напряжена, надсажена, изъята

из теплого гнезда, из следствий и тревог,

что ей уже не рай, а кровный бег, рывок

потребен, не заплата и расплата —

так калачом булыжным пахнет печь

остывшая, и за оградой сада

ночь, словно пестрый пес, оставленный стеречь

деревьев сумрачных стреноженное стадо… [160]

Лев Оборин, 1987

                      ***

Я тебе не винт и не соринка

    кровь моя не смазка и не ржа

    место мне не жакт и не сорренто

    и не острие ножа.

Что ты знаешь обо мне помимо

    синих денег у меня в мошне

    все ли это что необходимо

    для решений обо мне?

Стыдно повторять такое — или

    не прошел за этим век

    или мы и книг не выносили

    из родительских библиотек? [233]

^{ТАКЖЕ СМ.:}

^{Петр Вяземский (6.2),}

^{Михаил Кузмин (11.2),}

^{Василий Филиппов (7.2.3),}

^{Николай Гумилев (8.3),}

^{Александр Блок (11.5).}

2.2. Поэмы, длинные и короткие стихотворения

Любой читатель знает, что длина стихотворения может говорить о многом: скорее всего, если текст занимает много страниц, он будет нарративным (описание всех поворотов сюжета требует довольно много места), а если умещается на одной или в крайнем случае на двух страницах, то лирическим (часто потому, что в лирике поэт стремится к точности и сжатости, к предельной концентрации эмоций и смысла). Но никаких правил, которые ограничивают длину стихов, не существует: нарративное стихотворение вполне может быть сравнительно коротким, а лирическое — длинным и даже очень длинным. Некоторые поэты сознательно экспериментируют с длиной текста — стремятся уместить все повороты сюжета в небольшое количество строк или, напротив, пишут пространные лирические стихи (первое бывает реже, а второе — чаще).

В более коротком нарративном стихотворении происходит предельная схематизация сюжета: поэт отказывается от подробностей и сосредоточивается на тех событиях, которые он хочет описать. Благодаря этому возникает значительный эффект остранения: читатель ожидает, что сюжет будет разворачиваться долго и последовательно, но все происходит стремительно.

Например, в «Балладе о синем пакете» Николая Тихонова (18.2.3. Баллада) происходящих событий хватило бы на большую поэму или роман, однако все они умещаются в пятьдесят строк: в центре этой баллады судьба важного документа («синего пакета»), который пытаются как можно быстрее доставить по месту назначения, пока содержащаяся в нем информация еще важна для адресата:

                      ***

Локти резали ветер, за полем лог,

Человек добежал, почернел, лег.

Лег у огня, прохрипел: «Коня!» —

И стало холодно у огня.

А конь ударил, закусил мундштук,

Четыре копыта и пара рук.

Два шага — прыжок, и шаг хромал,

Человек один пришел на вокзал,

Он дышал, как дырявый мешок.

Вокзал сказал ему: «Хорошо».

«Хорошо», — проревел ему паровоз

И синий пакет на север повез. [313]

Персонажи прилагают героические усилия, чтобы доставить синий пакет в срок, однако все оказывается бесполезно — письмо приходит слишком поздно, и его получатель говорит в конце:

«Оно опоздало на полчаса,

Не нужно — я все уже знаю сам». [313]

Такая развязка может производить большое впечатление на читателя именно за счет того, что предшествующие ей события излагаются очень сжато: поэт стремится показать, что действие развивается очень быстро — герои баллады изо всех сил спешат, чтобы доставить синий пакет адресату.

Длинный лирический текст может возникать за счет стремления к детализации, прояснению мельчайших нюансов душевного состояния и внутреннего мира или за счет перефокусировки внимания. Именно так устроены поэмы Марины Цветаевой — «Поэма воздуха», «Поэма конца» и другие:

              ***

Полная срифмованность.

Ритм, впервые мой!

Как Колумб здороваюсь

С новою землей —

Воздухом. Ходячие

Истины забудь!

С сильною отдачею

Грунт, как будто грудь

Женщины под стоптанным

Вое-сапогом.

(Матери под стопками

Детскими…)

                В тугом —

 Шаг. Противу — мнения:

Неудобохож

Путь. Сопротивлением

Сферы, как сквозь рожь

Русскую, сквозь отроду —

Рис, — тобой, Китай!

Словно моря противу

(Противу: читай —

По́ сердцу!) — сплечением

Толп. — Гераклом бьюсь!

— Землеизлучение.

Первый воздух — густ. [334]

(«Поэма воздуха»)

Ни в этом отрывке, ни во всей поэме (а ее общая длина около 400 строк) не возникает никаких явных признаков нарратива — она вся строится как очень длинное лирическое стихотворение.

В русской традиции длинные стихотворения часто называют поэмами. Изначально считалось, что поэма может быть только нарративной и, более того, что она должна повествовать о подвигах богов и героев (или, в крайнем случае, иронически перетолковывать эти подвиги). В прошлом именно такой тип поэмы признавался центральным явлением в литературе. Поэтому в русской поэзии XVIII века неоднократно предпринимались попытки создать героическую поэму (незаконченная «Петрида» Антиоха Кантемира, «Телемахида» Василия Тредиаковского, «Россияда» Михаила Хераскова), но ни одна из них не была признана современниками удачной, и место главного произведения русской поэзии на протяжении всего XVIII века пустовало.