Поэзия - [236]

Шрифт
Интервал

А здесь всё в одну кучу — неологизмы, поэтизмы, метафоры… Особенность поэтического слова состоит в том, что оно расширяет, приобретает многообразие… Снова банальности через запятую.

Мне показалось странным, что учебник, выходящий под грифом академического Института языкознания, создан с полным пренебрежением к лингвистической природе современной поэтики, воздвигнут на обломках школьной архаики, которую трудно оживить притопами-прихлопами в виде предлагаемых от производителя форматных словечек.

И вовсе странным кажется разрыв между яростно декларируемой современностью поэзии и по своему существу устаревшим разговором, предложенным о ней.

Наконец, последнее, но немаловажное. Жанр учебника влечет к популяризации (или к тому, что ею представляется) даже тех, кто ею никогда не баловался. Не знаю, видел ли кто-нибудь из авторов живого старшеклассника, но входить в класс с первой фразой первой главы не советую: «Как и многие другие важные вещи в жизни — воздух, например, или любовь, — поэзия не совсем то, чем она кажется» (с. 15).

Популяризация нередко оборачивается пошлостью, но молодые люди к ней чувствительны и смешливы.


Игорь Караулов, поэт, публицист:

Судя по составу авторов, идея учебника «Поэзия» родилась в кругу Дмитрия Кузьмина. Участие в этом проекте внешне выглядит для последнего как резкий разрыв с собственной практикой двух последних десятилетий, в центре которой находилась мысль о прогрессе в поэзии, подобном прогрессу в науке. Результатом этого прогресса стало появление «актуальной поэзии». В отличие от «устаревшего дискурса», внятного массам, актуальная поэзия, как и ее научные аналоги вроде физики элементарных частиц, объективно понятна только избранным, которых на весь мир, может быть, не более нескольких сотен. Так учил Кузьмин.

На этом фоне появление учебника, рассчитанного на широкие массы старшеклассников и студентов и посвященного поэзии вообще, без разделения на массовую и элитарную, можно сравнить с попыткой изложить теорию относительности в форме книжки-раскраски. В соответствии с этой задачей и язык книги вышел неожиданно простым и ясным, ничуть не напоминающим, скажем, язык рецензий к лонг-листам премии им. Драгомощенко. Что называется, «могут, когда захотят».

Отказ от попытки представить поэзию в развитии, обратиться к генезису тех или иных явлений кажется в данном контексте, пожалуй, чересчур радикальным: нам (т. е. старшеклассникам прежде всего) предлагается квазистатичная картина поэтической вселенной, все явления которой, от Ломоносова до Александры Цибули, возникли как бы одновременно, в результате некоего большого взрыва. Различие между понятиями традиционного и актуального проводится лишь пунктиром; более того, в главке, напрямую посвященной этой проблеме, высказана компромиссная мысль (весьма здравая, на мой взгляд) о существовании, помимо «традиционной традиции», еще и традиции футуристической, метареалистической, концептуалистской и т. п.

Одной из сильнейших сторон учебника можно назвать обилие вдумчиво подобранных поэтических текстов, взятых у бесчисленного количества авторов (более ста поэтов одного только XXI века). Я бы даже отметил, что природа этого труда двойственна: с одной стороны, его можно назвать учебником, богато иллюстрированным примерами, с другой — хрестоматией с расширенными пояснениями.

Авторы учебника формально вполне защищены от претензий по поводу включения или невключения в него тех или иных поэтов, однако все мы прекрасно понимаем, что стремление «зафиксировать прибыль» в процессе оборота символического капитала и ввести в единый контекст с классиками и признанными мэтрами строго отобранный и ранжированный корпус современных поэтов было как минимум одним из главных мотивов для составления учебника.

Тенденциозностью авторов можно объяснить, например, умолчание о таких популярных поэтах, как Дмитрий Быков или Всеволод Емелин — на фоне многократного упоминания поэтов куда более камерных, таких как Владимир Аристов. Предсказуемо задвинуты на задний план Юрий Кузнецов, Николай Рубцов, Борис Рыжий (по одному упоминанию). А вот то, что авторам учебника ни для каких целей не пригодился Денис Новиков, я могу объяснить только каким-то фантастическим недосмотром.

Но и тех, кто попал в пантеон, не всегда можно назвать счастливцами. Их стихи порой нужны авторам лишь для того, чтобы проиллюстрировать какую-то деталь, вовсе не составляющую существенного элемента их текстов. Так, например, Дарья Суховей упоминается в связи с тем, что ставит названия стихотворений в угловые скобки.

«Проблемный подход», заявленный авторами, обещает читателю ряд увлекательнейших вариаций основной темы — «Поэзия и музыка», «Поэзия и живопись», «Поэзия и философия». Я бы еще добавил раздел «Поэзия и медицина», где рассмотрел бы стихи про сердце, стихи про рак (их наберется на целую антологию) и отдельно — стихи про болезни психики. И только возрастные ограничения, думаю, помешали включить в учебник насущнейший раздел «Поэзия и разные вещества».

Чего не видит «проблемный подход»? Как ни странно, поэтов. То есть, стихов в книге предостаточно, поэтических имен тоже, а вот поэт как личность в ней отсутствует. Даже об известных объединениях поэтов, таких как обэриуты, рассказано лишь мелким шрифтом в сносках, сведения же об отдельных поэтах и вовсе отрывочны и случайны. Это, мне кажется, не облегчает задачу привития к постсоветскому дичку как классической розы, так и актуальной орхидеи.


Еще от автора Владимир Александрович Плунгян
Почему языки такие разные. Популярная лингвистика

Человеческий язык — величайший дар природы! Ему мы обязаны возможностью общаться, передавать свои мысли на расстоянии. Благодаря языку мы можем читать книги, написанные много веков назад, а значит, использовать знания, накопленные нашими предками, и сохранять наши знания для будущих поколений. Без языка не было бы человечества!Сколько языков на земле, как они устроены; как и по каким законам изменяются; почему одни из них — родственные, а другие нет; чем именно отличается русский язык от английского и других языков, а китайский от японского; зачем глаголу наклонение и вид, а существительному падежи?На эти и другие вопросы дает ответы современная лингвистика, с которой популярно и увлекательно знакомит читателя автор книги — Владимир Александрович Плунгян, известный лингвист, член-корреспондент РАН.


Забытый город

Это история о Рике, бывшем полицейском Закрытого города — колонии для опасных преступников, которому после трагической гибели семьи пришлось стать наёмником и зарабатывать на жизнь выполнением заданий, от которых отказываются остальные. Судьба свела его с юной девушкой Алисой, которая хочет узнать правду о своём отце, но для этого им нужно выполнить очередное задание от Синдиката, одной из трёх влиятельных группировок города. Но на этот раз всё сразу пошло наперекосяк…


Лис. Сказания Приграничья

Он любил свою жизнь: легкая работа, друзья, девушка, боевые искусства и паркур. Что еще было желать экстремалу Игорю Лисицину по кличке Лис? Переезду в фэнтези-мир, где идет борьба за власть между двумя графами? Где магия под запретом, и везде шныряют шпионы-паладины? Вряд ли. Но раз так вышло, то деваться некуда. Нужно помочь новым друзьям, не прогнуться под врагами и остаться честным к самому себе. И конечно, делать то, что умеешь лучше всего — драться и прыгать. КНИГА НЕ ВЫЧИТЫВАЛАСЬ.


Русский моностих: Очерк истории и теории

Моностих – стихотворение из одной строки – вызывает в сознании не только читателей, но и специалистов два-три давних знаменитых примера и новейший вал эстрадных упражнений. На самом деле, однако, это форма с увлекательной историей, к которой приложили руку выдающиеся авторы разных стран (от Лессинга и Карамзина до Эшбери и Айги), а вместе с тем еще и камень преткновения для теоретиков, один из ключей к извечной проблеме границы между стихом и прозой. Монография Дмитрия Кузьмина – первое в мире фундаментальное исследование, посвященное моностиху.


Любимец Богов

Введите сюда краткую аннотацию.


Рекомендуем почитать
Властелин «чужого»: текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского

Один из основателей русского символизма, поэт, критик, беллетрист, драматург, мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941) в полной мере может быть назван и выдающимся читателем. Высокая книжность в значительной степени инспирирует его творчество, а литературность, зависимость от «чужого слова» оказывается важнейшей чертой творческого мышления. Проявляясь в различных формах, она становится очевидной при изучении истории его текстов и их источников.В книге текстология и историко-литературный анализ представлены как взаимосвязанные стороны процесса осмысления поэтики Д.С.


Антропологическая поэтика С. А. Есенина: Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций

До сих пор творчество С. А. Есенина анализировалось по стандартной схеме: творческая лаборатория писателя, особенности авторской поэтики, поиск прототипов персонажей, первоисточники сюжетов, оригинальная текстология. В данной монографии впервые представлен совершенно новый подход: исследуется сама фигура поэта в ее жизненных и творческих проявлениях. Образ поэта рассматривается как сюжетообразующий фактор, как основоположник и «законодатель» системы персонажей. Выясняется, что Есенин оказался «культовой фигурой» и стал подвержен процессу фольклоризации, а многие его произведения послужили исходным материалом для фольклорных переделок и стилизаций.Впервые предлагается точка зрения: Есенин и его сочинения в свете антропологической теории применительно к литературоведению.


Поэзия непереводима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Творец, субъект, женщина

В работе финской исследовательницы Кирсти Эконен рассматривается творчество пяти авторов-женщин символистского периода русской литературы: Зинаиды Гиппиус, Людмилы Вилькиной, Поликсены Соловьевой, Нины Петровской, Лидии Зиновьевой-Аннибал. В центре внимания — осмысление ими роли и места женщины-автора в символистской эстетике, различные пути преодоления господствующего маскулинного эстетического дискурса и способы конструирования собственного авторства.


Литературное произведение: Теория художественной целостности

Проблемными центрами книги, объединяющей работы разных лет, являются вопросы о том, что представляет собой произведение художественной литературы, каковы его природа и значение, какие смыслы открываются в его существовании и какими могут быть адекватные его сути пути научного анализа, интерпретации, понимания. Основой ответов на эти вопросы является разрабатываемая автором теория литературного произведения как художественной целостности.В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы.


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.