Поэзия и проза Древнего Востока - [187]

благословение страдальца было на мне,

и утешалось обо мне сердце вдовы.

Как в ризу, в правду облачался я,

возлагал на себя справедливость, как тюрбан;

я был глазами для того, кто слеп,

и ногами — для бессильного ходить.

Для нищих являл я собой отца,

в дело незнакомца вникал умом,

челюсть беззаконного сокрушал,

исторгал добычу из его зубов!

И думал я: скончаюсь в моем гнезде,

словно птица Феникс, прожив жизнь;[984]

корни мои открыты воде,

и роса ночует на моих ветвях;

не стареет слава моя у меня,

и крепок лук мой в руке моей!

Предо мною стихали, внимали мне,

молча выслушивали мой совет;

после слов моих кончали судить,

и речь моя росилась на них.

Как проливня вод, ожидали меня,

как позднему дождю, открывали рот:

улыбнусь — не смеют верить глазам,

просияю ликом — и они не скорбят!

Я назначал им пути, воссев, как глава,

как царь в кругу дружины своей,

утешая плачущего печаль.

Глава 30

А ныне насмехаются надо мной

те, что летами моложе меня,

чьих отцов я бы не пустил

поселиться с собаками моих стад!

И сила их рук, что она для меня?

В них уже истощилась мощь.

Нуждой и гладом изнурены,

убегают они в пустынную сушь,

в место раззора, в кромешную мглу;

собирают они зелень подле кустов,

и коренья дрока — для них хлеб.

Из среды людей гонят их,

словно вору, кричат им вслед,

велят селиться на срывах долин,

в пропастях земли и в щелях скал.

Между зарослями воют они,

сбиваются в кучу под терновым кустом —

бесчестный и безвестный сброд,

извергаемый вон из земли.

Вот для кого я посмешищем стал

и обращен в срамную песнь!

Они гнушаются меня, обегают меня,

не стыдятся плевать пред лицом моим;

ибо Он разорвал мою тетиву —

и разнуздались они пред лицом моим!

Одесную меня отродья встают,

понуждают шататься ноги мои,

на меня злую осаду ведут;

разрушают предо мною мою стезю,

все делают на гибель мне,

и нет никого, чтобы их сдержать!

Приходят ко мне сквозь широкий пролом,

все руша, кидаются на меня;

ужасы противу меня встают;

словно ветром, развеяно величье мое,

как облако, спасенье мое уплыло.

Из меня вытекает моя душа,

дни унынья обступили меня;

по ночам ноют кости мои,

и грызущие меня не знают сна.

Мощно хватает Он одежду мою,

объемлет меня, как рубаха моя;

с грязью равняет Он меня,

и я становлюсь, как пыль и прах.

Взываю, а Ты не отвечаешь мне;

стою, а Ты не глядишь на меня!

Палачом сделался Ты для меня

и бьешь меня тяжелой рукой;

взвеял, на ветер пустил меня,

в вихре развеяться обрек.

Ведь знаю: к смерти Ты меня низведешь,

в дом, где собирается все, что живет.

Наложит ли на гибнущего руку Он,

не будет ли помилован молящий в беде?

Разве со страдальцем я не скорбел?

Сожалела о бедном моя душа.

Я чаял добра, но пришло зло;

надеялся на свет, и пришла тьма.

Мои недра кипят, покою чужды;

дни унынья нашли на меня.

Не от солнечных лучей я почернел;

восстаю среди люда и подъемлю вой.

Сделался я шакалам брат

и для страусов пустыни друг.

Кожа моя посмуглела на мне,

и от жара обгорела моя кость;

в рыдание обратился струнный звон

и в плачевные вопли — напев флейт.

Глава 31 [985]

С моими глазами условился я,

чтобы на девицу мне не глядеть.

Какой же суд от Бога с небес

и от Крепкого свыше какой приговор?

Не грешнику ли гибель суждена

и беда не тому ли, кто творит зло?

Разве Он не видел мои пути

и все мои шаги не сосчитал?

Если ходил я с людьми лжи

и к лукавству поспешала моя нога, —

пусть взвесят меня на верных весах,

и познает Бог невинность мою!

Если отклонялся мой шаг от пути,

и глазам моим следовало сердце мое,

и приставало пятно к моим рукам, —

пусть посеянное мною вкушает другой,

и с корнем исторгнут отрасль мою!

Если к женщине сердце мое влеклось

и у дверей ближнего я строил ров, —

пусть на другого мелет моя жена

и чужие наклонятся над ней!

Ибо это скверна, и это позор,

вина, караемая судом,

огонь, испепеляющий дотла,

который сжег бы все мое добро.

Если попрал я право моего раба

и служанки моей, что в тяжбе со мной, —

что делал бы я, когда восстанет Бог

и когда воззрит Он, что молвил бы я?

Не Создавший ли в родимой утробе меня,

не тот же ли Творец их сотворил?

Если отказывал я нищим в желанье их,

если печалил глаза вдовы;

если кус мой я съедал один

и не ел от него со мной сирота

(с детства он рос у меня, как при отце,

и от чрева матери я пекся о нем);

если видел я гибнущего нагим

и без одежд убогого зрел

и не благословляла меня плоть его,

и не грела его овец моих шерсть;

если руку поднимал я на сироту,

зная, что подмогу найду в суде, —

пусть плечо мое отпадет от хребта

и от локтя отломится моя длань!

Да, страшен для меня Божий гнев,

и пред величьем Его не устою.

Если в злате полагал я надежду мою

и говорил кладу: «Опора моя»;

если рад был, что богатство мое велико

и что много стяжала моя рука;

видя Солнце, как сияет оно,

и Луну, как во славе она грядет,

если совратился я в сердце моем

и целовал мой рот руку мою, —

то был бы достойный суда грех,

ибо от Бога отказался бы я.

Если рад был я гибели врага моего,

ликовал, когда беда настигала его

(но ведь не позволял я гортани грешить

и накликать проклятье на его жизнь),

если не говорили в моем шатре:

«Кто же угощением его не сыт?»

(но ведь под небом странник не ночевал,

и прохожему отворялась моя дверь) —

если грех мой я скрывал, как Адам,

прятал в груди моей порок