Поэзия английского романтизма XIX века - [15]

11. Пламя, пламя с небес!

12. Ввысь, ввысь глядите! Увидь, что творится в мире, о горожанин Лондона! Брось считать золотые монеты, о Иудей, вернись к библейскому ладану и вину! О Африканец! О черный Африканец! (Лети, крылатая мысль, расширь ему разум.)

13. Руки и волосы в пламени, словно вечернее солнце, скрылись в западном море.

14. Нарушен вечный сон древней стихии, с ревом она уносится прочь:

15. Рухнул алчный король, тщетно крыльями бил он; седые его советники, грозные воины, дрогнувшие ветераны средь шлемов, щитов, колесниц, коней, слонов и знамен, крепостей, луков и стрел

16. Мечутся, падают, гибнут! Погребены под руинами в подземельях Уртоны;

17. Всю ночь под руинами; иссякло мрачное пламя, толпятся они вкруг угрюмого Короля.

18. В огне и громе ведет он орды бесплодной пустыней, провозглашает десять вороньих заповедей, но в черном унынии из-под век косится он на восток,

19. Где в златопером облачке утра сын пламени

20. Разгоняет тучи, исчерченные проклятьями, воздвигает столп закона на прахе, выпускает из подземелий ночи коней вечности и возглашает:

ИМПЕРИЯ УМЕРЛА! ОТНЫНЕ СГИНУТ И ЛЕВ И ВОЛК!

Припев

О Жрецы вороньего утра, теперь чернота ваша не смертоносна, не хулите ж сынов веселья! О приемные братья Во́рона, — вас он, тиран, именует свободными, — не воздвигайте стен, не скрывайте крышами небеса! О бледный церковный разврат, сойди с пути вольных желаний девства!

Ибо все живое Священно.

1790–1793.

ВИДЕНИЯ ДЩЕРЕЙ АЛЬБИОНА Перевод А. Сергеева

[21]

У. Блейк. Видение Дщерей Альбиона.

Титульный лист поэмы. 1793 г.

Расскрашенная гравюра на металле.

Глаз видит больше, чем Сердце знает.

Смысл

Я полюбила Теотормона[22]

И не стыдилась, что люблю;

Я трепетала в страхе девичьем

И пряталась в долине Левты[23].

Я сорвала цветок над Левтою

И в путь пустилась из долины;

Но грозный гром одежду девичью

Ударом надвое рассек.

Видения

Рыдают в рабстве Дщери Альбиона, стон их слышен

В долинах и в горах; к Америке летят их вздохи:

Там безутешная душа Америки Утуна[24]

Бродила по долине Левты и себе в отраду

Цветок искала и, найдя, спросила Маргаритку:

— Скажи, цветок иль нимфа ты? То вижу я цветок,

То нимфу.[25] Разлучу ль тебя с твоим росистым ложем?

Златая нимфа ей в ответ — Сорви меня, Утуна!

Другой цветок взрастет взамен меня: душа блаженства

Бессмертна. — И укрылась нимфа в венчике златом.

Утуна сорвала цветок, сказав: — Ты разлучилась

С росистым ложем — так сияй же на моей груди:

С тобой мне весело спешить, куда влечет душа.

И полетела на волнах крылатого блаженства,

Над царством Теотормона пустилась в быстрый путь.

Но громом Бро́мион[26] сразил ее; она упала

На ложе бурное его и воплем гром пронзила.

Воззвал глумливый Бромион: — Взгляни, в моих объятьях —

Блудница, и хранят ее ревнивые дельфины!

Твоя Америка — моя, мои твой юг и север,

И выжжено мое тавро на черных детях солнца.

Они не ропщут и покорны моему бичу,

Их дочери дрожат меня и уступают силе.

Бери мою наложницу, храни мое дитя —

Ты через девять месяцев его получишь в дар!

Но потрясенный Теотормон отгоняет бурю,

И волны темной ревности спешат к прелюбодею.

Спиной к спине в пещерах Бромиона страх и срам.

Пред входом, слезы затаив, упорный Теотормон;

У ног его, как волны на пустынном берегу,

Вскипают голоса рабов; их продают за деньги,

В монашеские норы загнала их злая похоть —

Ее, как лаву, непрестанно изрыгают горы.

Утуна слез не льет, не может: слезы в ней иссякли;

Но тело снежное ее трепещет от стенаний,

Она к себе скликает Теотормоновых птиц:

— Ко мне, Орлы, владыки звонких токов неба!

Когтями рвите грудь мою и обнажите душу,

Чтоб образ Теотормона запечатлелся в сердце.

Орлы слетелись и когтили жалобную жертву;

Сурово улыбнулся Теотормон, и Утуна

В душе своей запечатлела горькую улыбку —

Так солнце после бури отражается в реке.

Вздыхают Дщери Альбиона, слыша стон Утуны.

— Зачем рыдает у пещер мой грозный Теотормон,

Зачем душа Утуны тщетно молит о спасенье?

Восстань, о Теотормон, ибо деревенский пес

Залаял пред рассветом, соловей окончил песню,

И жаворонок шелестит во ржи, и возвратился

С добычею Орел, и поднял клюв к востоку,

И стряхивает прах с бессмертных крыльев, и зовет

Медлительное солнце. Пробудись, мой Теотормон,

Меня пятнала тьма, но ночь прошла, и я чиста.

Мне говорят, что только ночь и день могу я видеть,

Что пять моих убогих чувств мою замкнули душу

И заключили в тесный круг мой беспредельный разум,

А сердца моего горящий шар низвергли в Бездну:

Мне говорят, что я навек отторжена от жизни,

Что утром для меня восходит туча, а не солнце,

И вечером ступаю я не к ночи, а к могиле:

Мой Теотормон мне не внемлет! Для его души

Что свет — что тьма: ночь вздохов или утро свежих слез.

Лишь Бромион с усмешкой слышит мой унылый стон.

Что заставляет кур бежать от ястребиной злобы?

Что заставляет голубей искать дорогу к дому,

А пчел роиться в улье? Разве мыши и лягушки

Не обладают зрением и слухом? Отчего же

Их нравы, обиталища и радости различны?

И отчего осел упрям, и отчего верблюд

Покорен человеку? Оттого ли, что у них

Есть зренье, осязанье, обонянье, слух и вкус?

Нет, ибо тем же наделен равно и тигр и волк.

Спроси червей о тайне гроба, отчего они

Живут среди костей? Спроси коварную змею,