Поэзия английского романтизма XIX века - [114]

Как будто повторился сон забытый,

В бою с Зимой болезненной добыта

Бескровность Лета на ничтожный срок.

Здесь даже звезды небесам не впрок —

Все так бездушно! И душа убита:

Кто, как Мидас, способен полюбить

Реальность Красоты, не облаченной

Убогим вымыслом в наряд мертвящий?

0 Бернс! Тебя я славил, восхищенный,

Но в этот час исчезни, дух парящий —

Твой край родной я вынужден чернить.

1 июля 1818

Мэг Мэррилиз Перевод Г. Кружкова

[513]

I

Старуха Мэг цыганкой

Была, и с малых лет

Постелью вереск ей служил,

А домом — целый свет.

II

Вином — роса на лепестках,

Свечой ей месяц был,

А книгами — надгробья

Заброшенных могил.

III

Ей были братьями холмы

И ель была сестрой,

И вольно ей жилось с такой

Веселою семьей.

IV

Пускай не жирен был обед,

И, отходя ко сну,

Ей вместо ужина глазеть

Случалось на луну.

V

Но по утрам зато всегда

Вила венки она

И песни пела по ночам,

Гуляя допоздна.

VI

И, в темных, старческих руках

Стеблями трав шурша,

Она циновки для крестьян

Плела из камыша.

VII

Как амазонка, Мэг была

Высокой и прямой,

Носила рваный красный плащ

И летом и зимой.

О боже, бедный прах ее

Да обретет покой!

2 июля 1818

Стихи, написанные в Шотландии, в домике Роберта Бернса Перевод С. Маршака

[514]

Прожившему так мало бренных лет,

Мне довелось на час занять собою

Часть комнаты, где славы ждал поэт,

Не знавший, чем расплатится с судьбою.

Ячменный сок волнует кровь мою.[515]

Кружится голова моя от хмеля.

Я счастлив, что с великой тенью пью,

Ошеломлен, своей достигнув цели.

И все же, как подарок, мне дано

Твой дом измерить мерными шагами

И вдруг увидеть, приоткрыв окно,

Твой милый мир с холмами и лугами.

Ах, улыбнись! Ведь это же и есть

Земная слава и земная честь!

11 июля 1818

С. Тонхем. Из иллюстраций к прозведениям Вальтера Скотта.

Гравюра.

Строки, написанные в Северной Шотландии, после посещения деревни Бернса Перевод Арк. Штейнберга

[516]

Как сладко полем проходить, где веет тишиной,

Где слава одержала верх в бою за край родной,

Иль — вересковой пустошью, где был друидов стан,

А нынче мох седой шуршит и царствует бурьян.

Все знаменитые места бессчетно тешат нас,

О них сказанья повторять мы можем сотни раз,

Но сладостней отрады нет, неведомой дотоль,

Чем иссушающая рот, божественная боль,

Когда по торфу и песку волочится ходок

И по кремням прибрежных скал бредет, не чуя ног,

Бредет к лачуге иль дворцу, дабы воздать поклон

Тому, кто вживе был велик и славой умерщвлен.

Багульник трепеща вознес лучистые цветы,

И солнце песенке юлы внимает с высоты,

Ручьи лобзают стрелолист у плоских берегов,

Но медленных, тоскливых вод невнятен слабый зов.

Закат за черным гребнем гор потоки крови льет,

Ключи сочатся из пещер, из темных недр болот,

Как бы дремля, парят орлы средь синевы пустой,

Лесные голуби кружат над гробовой плитой,

Но вечным сном заснул поэт, и вещий взор ослеп, —

Так пилигрим усталый спал, найдя в пустыне склеп.

Порой, — душа еще дитя, что мудрости полно,

Но сердце барда мир забыл, вотще стучит оно.

О, если б снова мог прожить безумец полдень свой

И до заката опочить, но все пропеть с лихвой!

Он в трепет бы привел того, чей дух всегда в пути,

Кто колыбель певца сумел на севере найти.

Но краток срок, недолог взлет за грань тщеты земной,

Из жизни горькой и благой, в надзвездный мир иной;

Недолог взлет и краток срок, — там дольше быть нельзя,

Не то забудется твоя скудельная стезя.

Как страшно образ потерять, запомненный в былом,

Утратить брата ясный взгляд, бровей сестры излом!

Вперед, сквозь ветер! И вбирай палящий колорит;

Он жарче и мощней того, что на холстах горит!

Виденья прошлого живят былую смоль кудрей,

Седины скудные ярят и гонят кровь быстрей.

Нет, нет! Не властен этот страх! И, натянув канат,

Ты счастлив, чуя, как рывком тебя влечет назад.

Блажной, на водопад воззрев, ты в следующий миг

Заметы памяти твоей уже почти постиг;

Ты их читаешь в царстве гор, пристроясь на углу

Замшелой мраморной плиты, венчающей скалу.

Хоть прочен якорь, но всегда паломник в путь готов,

Он мудрость в силах сохранить, бредя в стране хребтов,

И зыбку гения сыскать, средь голых, черных гор,

И не сомкнуть глаза души, не замутить свой взор.

18 июля 1818

Ода к Фанни Перевод В. Потаповой

[517]

1

Природа-врач! Пусти мне кровь души!

Лишь брось на свой треножник, и послушно

Пусть хлынут из груди стихи. Мне душно…

От стихотворства сердце разреши!

Дай только тему, тему! Дай мне роздых.

Мечта моя, ты видишься сквозь мрак.

Но где призывный знак,

Чтоб выбежал я на морозный воздух?

2

Любовь моя! Ты — нежная обитель

Надежд, печалей, страхов и отрад.

Сейчас, во мгле ночной, как небожитель,

Ты светишь — отгадал я без ошибки! —

Волшебной красотой своей улыбки,

Чей блеск мой бедный, жадный, рабский взгляд

Впивает в изумленье

И в сладостном томленье.

3

Мой пир! Тебя глазами ест обжора.

Луны моей серебряной смущенье

Кто смеет вызывать бесстыдством взора?

Пусть говорит в нем страсть,

Руки своей не позволяй украсть!

И пульса учащенного биенье

Оставь мне, сжалься! Даже невзначай

Ты сердца от меня не отвращай.

4

Хоть музыка звучит, и сладострастных

Видений сонм колышет воздух жаркий,

Ты бойся танца завитков опасных,

Вдыхая этот хмель,

Воздержанная лилия, апрель

Улыбчивый, холодный, яркий.

Дай господи, чтоб не осталось втуне

Мое мечтанье о тепле июня!