Поэзия Африки - [116]

За это нарушение, в котором насчитаешь

Миллион соучастников на земле,

Ты обречен. И тебя я обрекаю,

Твое хрупкое тело, — ожидающей земле,

Твой прах — праху вельда.

Лети домой, душа, к великому Верховному Судье,

Который, не отягощен крайней необходимостью

Охранять общество, может тебе вынести

Приговор неопределенного сострадания.

КОСМО ПИТЕРС [420]

Земле, изгнавшей любовь Перевод А. Сендыка

Я не стану грустить

Вдалеке от тебя,

Приютившей любовь, которая мною владеет.

Ты — и подмостки страсти моей,

И постель бессонная.

В сердце твоем я нашел приют,

Хотя, вероятно, у крыльев мечты силы достанет

И пронести меня над океанами,

И к тебе возвратить невредимым, о любовь моя, навсегда.

Зерно этой мысли в том,

Что мы неизбежно соединимся, подхваченные потоком времени,

Как все социальные группы, что крылья к полету готовят

Во имя счастья народа;

И в том, что порою необходимо

Проходить мимо дивных цветов,

Чтоб вырваться из минувшего, и воедино слиться,

И прорасти в века.

УИЛЬЯМ ПЛУМЕР [421]

Скорпион Перевод Андрея Сергеева

Стремились к морю в разьяренных

Струях Лимпо́по и Тугилы

Соломенные крыши, дыни,

Маис, деревья, крокодилы.

Щепу плотов, обломки лодок

К разбухшим устьям прибивало.

Порою — тело негритянки,

Все иссеченное о скалы.

Качали волны равнодушно,

Тащили по ракушкам мели;

Глаза и грудь кровоточили,

На шее бусины звенели.

Мы знали Африку такою.

Гуляя в полдень раскаленный,

Мы видели ее эмблему:

На плоском камне — скорпиона.

Трансваальское утро Перевод Андрея Сергеева

Он вдруг проснулся. Был в шафранном блеске

Хозяйский дом, когда в тиши внезапно

Какой-то птицы голос резкий

Нарушил дважды замкнутость веранды.

Приезжий видел призрачный покой

В сернистом африканском небе,

Скелеты пальм над высохшей рекой,

Молчаньем предвещающие беды.

На склонах гор белели кварца лица,

Как полупогребенные скульптуры,

И пылью, тонкой, как корица,

Все трещины ущелий затянуло.

И вновь двойная нота дерзкой птицы!

И сам певец, зеленый мшистый дрозд, вдруг

Запрыгал по окну, готовый взвиться

В тяжелый бездыханный воздух.

Страна чужая, как струна, дрожала

В груди пришельца: «Я слыхал не раз,

Что солнце здесь, в краю клыка и жала,

Дурманит ум и ослепляет глаз.

Сторожкий птичий взгляд и крик: «Qui vive!»[422] —

Быть может, объясняют что-то.

О, если б, над страною воспарив,

Ее увидеть с птичьего полета!»

Развалины фермы Перевод Андрея Сергеева

Склонявшееся мирно солнце

Вдали на миг огромным стало —

И потащилось по лощинам

Ночи глухое покрывало.

Молчанье, распуская косы,

Заполонило дом без крыши.

Неслышные брели шакалы,

Летучие кружили мыши.

Казалось, в тишине вечерней

Предупреждение скрывалось.

Во тьме змея над каждым нежным

И светлым утром издевалась.

Водопад Виктория Перевод Андрея Сергеева

Вот водопад Виктория, чей рев

Рождает рев восторга у туристов;

Разноязыкою толпой они галдят,

Уставясь на обычный водяной каскад.

Подвластен тяготенью, за порог

В провал летит неиссякающий поток,

И иностранцы смотрят изумленно

На проявление природного закона.

Виктория — одно из острых блюд

В глобтроттерском наборе неизменном.

Кого влечет вода — пусть вдоволь пьют!

Кого паденье — что ж, под зад коленом!

Мне не понять, какого черта ради

Они проделали весь долгий нудный путь, —

Неужто только для того, чтобы когда-нибудь

Сказать: «Ах, знаете, тогда на водопаде…»?

По опыту желают, может быть.

Узнать, как далека Замбези от Чикаго,

Иль почитают за особенное благо

Натуру с фотографией сравнить?

Несутся вопли из кружка туристок:

— Ах, что за прелесть Африка! Ну да, невесть

Какая грязь! Зато какое солнце! В этот список

Я все внесла, что нам показывали здесь!

— Да, кафр — он черен, грязен, диковат.

Зато, как радуга, играет водопад!

А дивный лес под ним! Мы там надели макинтоши

И были счастливы, что привезли галоши!

(На дам из-за воды косятся токолоши[423].)

— Какие брызги! Шум! Какой отель!

И электричество, и чистая постель!

Подумайте, такой комфорт за тридевять земель!

Как голос гида на магнитофоне,

Вопль все настырней, все неугомонней…

А мне так хочется побыть наедине

С раздумьями, в священной тишине,

С путеводителем по мирозданью,

В котором даже водопад

Блюдет

Обет

Молчанья.

Исследователь Перевод Андрея Сергеева

Вот подданный Великой Белой Королевы.

Он смотрит сквозь очки направо и налево,

Но видит только птиц, животных и растенья;

Не выдавая чувств, не зная изумленья,

Он в шлеме пробковом гуляет без дорог,

И полы сюртука колышет ветерок.

В пути романтика подстерегают беды —

Но что ему жара, что львы и людоеды,

И что ему болезни, если для здоровья

Всегда он фляжку бренди держит наготове?

И лишь во сне он пьет домашний добрый эль

И слышит, как свистит шотландский коростель.

Йоганнесбург Перевод Андрея Сергеева

На Рэнде[424] в восемьдесят пятом

Обогащенья кутерьма

Лишала разума; на скалах

Росли веселые дома;

Шампанским в ванне отмывали

Пыль золотую, чтоб опять,

Принарядясь, без промедленья

От жизни все, что можно, взять;

Один ловчил, бросая кости,

Другой за картами грешил,

А третий изводил на шлюху

Дары золотоносных жил;

Седобородые поныне

Воспоминаниям верны,

Кичатся юностью своею

И не желают знать вины —

Они под звездами скакали,

Верша над вельдом произвол,

Судьбу оленей и зулусов

Решал тупой ружейный ствол;

О пионеры, пионеры,

Цивилизации оплот,