Поездка в Новгород-Северский - [31]

Воспоминания захватили его, он видел сейчас, лежа в кровати, свой дом, стариков своих и постепенно перестал ощущать себя в этой гостинице во Владивостоке, он был там, в родных местах, видел даже мельчайшие предметы, будь то гвоздь, торчащий над дверью сарая, который он в каждый свой приезд собирался вытащить, но, привыкая, забывал, или же трещина в оконном стекле веранды… Так он и уснул, радуясь тому, что скоро отпуск, он возьмет билет до Липецка, сядет в поезд…

Проснулся он от звонка телефона. Телефонистка не сухо, как в Москве, а как-то по-человечески просто сказала ему, что сейчас будет выполнен его заказ. Потом ему объявили, что разговор будет проходить по радио. За это время Матвей Кузьмич сосредоточился.

Начальник отдела был в хорошем расположении духа, и, когда Матвей Кузьмич сказал, что вот он здесь, а где комиссия, он не знает, тот даже пошутил:

— В Сибири, наверно, Матвей Кузьмич!.. Должна быть у вас через два дня.

— Так, а что мне делать?

— Ждите. Ждите и присматривайтесь, как они работают. Вы ведь, Матвей Кузьмич, никуда еще не ездили, поэтому посмотрите производство, это будет полезно для вас.

— Я уже был в Находке, сегодня планирую побывать на консервном заводе, — тут же сообщил он.

— Очень хорошо. На заводе посмотрите в первую очередь, как работают они с жалобами, как ведут их учет, в какой срок рассматривают. И, если удастся, проверьте выборочно несколько позиций, связанных с той жалобой, что у вас. Правда, насколько я помню, написали в газету не заводские рабочие, однако… Да, и проверьте, что ими сделано по последнему постановлению коллегии. Хорошо, что вы проверите это именно на заводе, то есть нам станет известно, как на практике отреагировало объединение на постановление коллегии министерства, понимаете? Вам теперь, Матвей Кузьмич, видимо, придется часто ездить, так что поуверенней там, пожестче… Они уже звонили сюда, правда, в другой отдел, но я в это время был там и, как говорится, прикрыл вас. Знаю я эти звонки… Конечно, начинать вам надо было не за тридевять земель, но если уж так получилось, не теряйте времени.

— Да работы-то я не боюсь, — сказал успокоенный Матвей Кузьмич.

— Знаю, знаю. Коль уж зашел разговор, так вам, конечно, известно, что Назаров уходит на пенсию. И, опережая события, скажу, что мы тут посоветовались, и, наверно, вы будете работать на его месте. Не возражаете?

— Нет…

— Меня назначали, как вы знаете, еще при Иване Филипповиче. И я запомнил изречение древних греков, которое он высказал тогда: «Хочешь проверить человека — дай ему власть». Но вас я хорошо знаю, все знают вашу честность, принципиальность. Вам бы уверенности побольше… Хотя это дело наживное. Ну, хорошо. Длинный получается у нас разговор. Работайте, всего доброго!

— До свидания, — ответил Матвей Кузьмич и облегченно вздохнул. До сих пор ему казалось, что он не имеет никакого права на все, что было с ним здесь.

Он позавтракал и в приподнятом настроении стал прохаживаться по номеру, ждать представителей объединения. Подошел к окну; море внизу было спокойное и большое, распахнутое во всю ширь. В легкой утренней дымке поднималось солнце, взлетало над морем, оставляя, как будто некая волшебная птица, свои блестящие перышки на волнах, которые, покачиваясь, переливались, ярко отсвечивали. Но Матвей Кузьмич, коротко взглянув в окно, тут же отвернулся, пошел в глубь номера, занятый своими мыслями о предстоящих действиях. Так ли уж важно было море это, солнце, небо, чистое, нежное? Что с того, что всходило солнце? Сейчас важным и главным было то, как он теперь встретит представителей объединения, как поведет себя и с ними, и потом, на заводе, ведь его повысили в должности, ведь он все-таки приехал сюда из министерства… В дверь постучали.

— Входите! — бодро разрешил он и повернулся к двери, чтобы серьезно встретить Трофимова и Наливайко.

Когда обменялись приветствиями, ему вдруг не понравилось, что Трофимов спокойно и неторопливо стал усаживаться в кресло, не дожидаясь, пока сядет он, Матвей Кузьмич.

— Какие планы, Матвей Кузьмич? — спросил Наливайко, спросил, как обычно, на ходу, то поглядывая в окно, то в зеркало.

Матвей Кузьмич выдержал паузу, и Наливайко, что-то почувствовав, присел на стул.

— Значит, так, — начал Матвей Кузьмич, опершись рукой на письменный стол, — мы поедем сейчас на завод. Я там буду работать весь день, мне надо посмотреть материалы по жалобам, отчеты по соцсоревнованию, другие документы…

— Ясно, — спокойно сказал Трофимов.

— Что ж, — деловито произнес Матвей Кузьмич, — не будем терять времени.

Все эти два дня Трофимов и Наливайко подчеркивали, что он — важная птица, и вот теперь… Они уважительно пропустили его при входе в лифт, и он важно шагнул в кабину лифта; когда стали садиться в машину, то он не просто сел, а как-то стал усаживать себя на мягкое сиденье, не поздоровавшись с шофером, с которым ездил вчера в Находку. Но когда тот, человек одного с ним возраста, доброжелательно сказал ему: «Здравствуйте, Матвей Кузьмич», тогда он смутился, ответил шоферу и уже дорогой, вспоминая свое поведение в это утро, испытывал стыд и неловкость…