Поездка в Новгород-Северский - [27]

Трофимов умолк. Отвернулся и некоторое время смотрел в боковое окно, потом, кашлянув, закончил свой рассказ:

— А после кладбища собираются все на опушке. Делают длиннющий стол, выставляют все, что привезли, и говорят, вспоминают, кто где жил, кто кого любил в юности. А деревни уж нет…

Помолчали.

— Да-а, — протянул Наливайко, — были промашки.

— Иван, — обратился к шоферу Трофимов, — ну что, может, рискнем, через долину поедем?

— Да можно попробовать, — глуховатым голосом ответил шофер, — вроде бы в горах дождей не было.

— Давай! — махнул рукой Трофимов.

Они съехали с шоссе на пыльную, неширокую дорогу, которую Матвей Кузьмич вначале даже не заметил, но она начиналась именно здесь, и покатили в сторону от шоссе по ровной долине. Сопки, справа и слева стоящие сплошной грядой, были далеко. За «Волгой» потянулась лента пыли, которая мягко опускалась на плантации, сплошь покрытые раздробленными камнями, что удивило Матвея Кузьмича, на этих камнях росли капуста, огурцы, земли-то и видно не было…

— Мы как-то рискуем, что поехали этой дорогой? — спросил он.

— Да есть там одно место — горная речка, — неторопливо ответил Трофимов, — через другие переберемся по мосткам и перекатам, но если в горах был дождь, то именно ее мы можем и не проскочить… Придется возвращаться тогда назад этой единственной дорожкой, выезжать на шоссе, где мы только что свернули… Но тогда домой не успеем вернуться.

— Так можно было прямо по шоссе и сейчас ехать, — сказал Матвей Кузьмич.

— Можно, конечно, — согласился Трофимов, — но мы хотим не только сократить дорогу, но надеемся хотя бы немного показать вам наш край: Сучанскую долину, Американский перевал…

Матвей Кузьмич не нашелся что и сказать, так ему стало радостно за этих людей, которые стараются сделать ему что-то хорошее. Он уже забыл о своих вечерних сомнениях, дорога захватила его, успокоила, и теперь ему было даже неловко за свои мысли об этих людях. А Трофимов ему даже понравился, он почувствовал в этом человеке любовь к земле, особенно когда тот с болью рассказывал о погибшей деревне. Давно Матвей Кузьмич не встречал людей, которые любили бы землю. В его деревне — там не говорили об этом, там жили землей. А вот в городе… там всем, кого знал Матвей Кузьмич, казалось, что они живут благодаря чему-то другому…

Они все дальше и дальше забирались в долину, и становилось жарче, припекало солнце. Проезжали по камням горных прозрачных речек, обмелевших без дождей, ехали по узкой дороге, над которой чуть ли не срослись вершинами деревья, в прохладной тени, а потом снова выскочили на теплый простор. Вдали над сопками стояли темные тучи, которые не могли прорваться в долину.

— Эта долина, Матвей Кузьмич, наш Крым, — сказал Наливайко. — Поистине райское место. Здесь солнечных дней столько, сколько и в Крыму.

Матвей Кузьмич никогда в Крыму не был, но сейчас подумал вдруг о том, что и в Крыму неплохо побывать, а почему бы и не побывать?

Впереди, почти поперек этой ровной, открытой долины, блеснула еще одна речка; она где-то начиналась в горах и оттуда стремительно обрушивалась на равнину во время дождей. Сейчас же она прозрачно омывала гальку, мелкие окатыши, несколькими слоями нанесенные с гор и устлавшие дно. В этой рыхлости и была опасность, саму реку можно было перейти тут, где через нее пролегла дорога, не замочив и щиколоток. Дальше река была более полноводной и уходила со всей своей сочной зеленой поймой и кустарником на низких берегах к небольшой деревне, что притулилась у леса, у сопок на правой стороне долины. Перед бродом, как перед прыжком с одного низкого и лысого, в засохшей грязи берега на другой, шофер напрягся, разогнал машину. Все замолкли. Спустившись, въехав с разгону на рыхлое галечное дно, машина заурчала, запел, повышая обороты, мотор, и хотя медленно двигались, но чувствовалось, что колеса зарываются глубже и глубже. Однако двигались, с хрустом царапались днищем о камни, и медленно, натужно, почти боком все же выехали на другой берег.

— Проскочили, — сказал Трофимов.

Шофер согласно кивнул головой.

— Это и есть та самая речка, где могли застрять, — сказал Матвею Кузьмичу Трофимов. — А тягача здесь можно поджидать не одни сутки.

И в самом деле, отметил про себя Матвей Кузьмич, на всем их пути ни одной машины не встретилось. Какая благодать! Ему казалось, что гул машин прочен уже на всей земле. Однако есть еще места… Надолго ли их хватит?

Шофер вышел из машины, осмотрел ее, и они поехали дальше дорогой вдоль реки. В стороне от дороги, возле воды сидели двое — женщина и мужчина. Они беседовали между собой, разложив снедь на траве, загорали. Рядом бегал голопузый малыш, видимо, их сын.

Но вот отвернули от речки, и на них стали наплывать, надвигаться сопки. Тут же Матвей Кузьмич сразу почувствовал, увидел со стороны их маленькую, как букашка, машину, которая еще бежала по ровной долине, словно по дну глубокой лодки, а навстречу уже близились с двух сторон, сходились эти величавые горы, как борта лодки сжимаются на корме. Разговор стих, все молча смотрели вперед. Да и о чем можно было говорить здесь, где, казалось, от какой-то радости, в торжествующем ликовании земля вдруг рванулась к солнцу и застыла в облаках, не в силах преодолеть себя…