Поезд сирот - [13]

Все начинают перешептываться. О чем это он?

Мистер Куран озирается в некотором смущении.

– Ты перепугал всех в вагоне. Доволен? – спрашивает он.

– А что, разве это не правда?

– Конечно неправда. Дети, угомонитесь.

– А я слышал, нас продадут с аукциона тому, кто даст самую большую цену, – театральным шепотом суфлирует другой мальчишка.

В вагоне повисает тишина. Миссис Скетчерд встает с места, на ней обычный чепец с широкими полями, губы сжаты и презрительно искривлены. Выглядит она куда более представительно: просторный черный плащ, очки в стальной оправе поблескивают, – мистеру Курану такое и не снилось.

– С меня довольно, – заявляет она визгливо. – Меня так и подмывает вышвырнуть вас всех из поезда. Но поступить таким образом… – она медленно обводит нас взглядом, останавливаясь на каждом посерьезневшем личике, – будет не по-христиански. Согласны? Мы с мистером Кураном сопровождаем вас туда, где вас ждет лучшая жизнь. Любые утверждения обратного свидетельствуют о невежестве и совершенно недопустимы. Мы от всей души надеемся, что каждый из вас сможет оставить позади горечь и тяготы ваших ранних лет, что твердое руководство и упорный труд превратят вас в уважаемых граждан, имеющих определенный вес в обществе. Однако я не столь наивна, чтобы полагать, что это произойдет с каждым из вас. – Она бросает уничтожающий взгляд на светловолосого мальчика постарше, одного из хулиганов. – И все же смею полагать, что большинство из вас ценят открывшуюся перед вами возможность. Не исключено, что вам не выпадет другого случая начать нормальную жизнь. – Поправляет плащ на плечах. – Мистер Куран, мне представляется, что молодого человека, который разговаривал с вами столь дерзко, стоит пересадить туда, где его сомнительное очарование не вызовет столь буйного отклика. – Она приподнимает его подбородок, высовываясь из чепца, точно черепаха из своего домика. – Вон, посмотрите, рядом с Ниев есть место, – говорит она, указывая скрюченным пальцем в мою сторону. – Да еще и хнычущий младенец в виде дополнительной радости.

По коже ползут мурашки. Только не это. Однако я понимаю: сейчас с миссис Скетчерд лучше не спорить. Я отодвигаюсь как можно дальше к окну, а Кармина, завернутого в одеяло, кладу рядом, на центральное сиденье.

Мальчишка – он до того сидел на другом конце прохода и несколькими рядами впереди – встает, громко вздыхает и низко надвигает ярко-синюю фланелевую кепку. С нарочитой неловкостью выбирается со своего места, потом идет, волоча ноги, по проходу, будто приговоренный на виселицу. Добравшись до моего ряда, он щурит глаза, смотрит на меня, потом на Кармина, строит рожу своим приятелям.

– Похоже, тут будет весело, – сообщает он громко.

– Прошу закрыть рот, молодой человек, – тут же обрывает его миссис Скетчерд. – Извольте сесть и вести себя как положено джентльмену.

Он плюхается на сиденье, выставив ноги в проход, потом снимает кепку и хлопает ею по сиденью перед нами – оттуда поднимается облачко пыли. Те, кто сидит там, оборачиваются, таращатся на него.

– Коза драная, – бормочет он, ни к кому, собственно, не обращаясь.

Потом протягивает палец Кармину, тот его изучает, смотрит новому соседу в лицо. Мальчишка дрыгает пальцем, Кармин зарывается лицом мне в колени.

– Будешь таким трусом – ничего в жизни не добьешься, – заявляет мальчишка. Смотрит на меня – ощупывает взглядом лицо и тело, я краснею. У него прямые волосы соломенного цвета, бледно-голубые глаза, а лет ему, по моим прикидкам, двенадцать-тринадцать, хотя по поведению он кажется старше. – Рыжая. Это даже хуже, чем черномазая. Кому ты такая нужна?

Слова его жалят меня своей правотой, но я вскидываю подбородок.

– Я, по крайней мере, не преступница.

Он хохочет.

– А я, выходит, преступник?

– Скажи, что нет.

– А ты поверишь?

– Вряд ли.

– Тогда какой смысл говорить?

Я не отвечаю, и все мы сидим молча – новый сосед заставил Кармина притихнуть. Я смотрю на пробегающий за окном пейзаж, унылый, безлюдный. Весь день то моросило, то нет. Небо водянисто, низко нависли серые тучи.

– У меня инструмент забрали, – говорит мальчишка немного спустя.

Я поворачиваюсь к нему.

– Что?

– Инструмент для чистки обуви. Банки с кремом, щетки. И как мне теперь зарабатывать?

– Никак. Тебя определят в семью.

– А, ну конечно, – отвечает он с сухим смешком. – Мамочка будет вечером подтыкать одеяло, а папочка днем учить ремеслу. Только я что-то в это не верю. А ты?

– Не знаю. Я пока об этом не думала, – отвечаю я, хотя, разумеется, думала. Прикидывала и так и этак: сначала разберут младенцев, потом мальчиков постарше, ведь фермерам нужны крепкие кости и сильные мышцы. В последнюю очередь девочек вроде меня, которых в дам уже не превратишь, слишком поздно, серьезной работы по дому не поручишь, слишком рано, да и в поле толку мало. Тех, кого никто не возьмет, отправят обратно в приют.

– В любом случае мы же ничего не можем поделать.

Он лезет в карман, вытаскивает мелкую монетку. Перекатывает в пальцах, зажимает между большим и указательным, прикладывает к носу Кармина, потом прячет в кулак. Раскрывает ладонь – монетки там нет. Он лезет Кармину за ухо, произносит: «Престо» – и подает ему монетку.