Поезд на рассвете - [95]

— Не вой, Зорька, вже добралися до места, — сказал дед Мосей. — Зараз попасемся, водички попьем… Товарняк пошел, — проводил он рукой бегущую вдалеке ленту. — Дует без остановки.

«У-у-у-у!» — звал за собой гудок. Иногда в Раздольном — по тихой погоде, вечерами или на рассвете — Юрка слышал этот дальний зов. И непонятно отчего — ему становилось тоскливо и неспокойно, хотелось идти, ехать куда-то, узнать, что же там, в той стороне, куда убегают поезда.

Прошли мимо небольшого ставка и сквозь лесопосадку дорога привела их к переезду. Левей переезда возникла станция. Верней — то, что от нее осталось: кирпичные развалины, нагромождения шпал, рельсов, покореженного железа, горы хлама, перемешанного с землей, вдоль полотна — черные скелеты вагонов. На путях дымил паровоз — один, без вагонов. Сразу за станцией начинался поселок.

Вблизи переезда, под высокими дикими грушами, они остановились. Дед распряг Зорьку, привязал ее налыгачем к дереву, и они немного отдохнули в тени. Потом дед Мосей покряхтел и сказал:

— Пойду справлюся, де он, ваш поезд, колы прибудет.

Мать обула туфли:

— Я сама схожу, Мосей Савич, а вы полежите.

— Уже перепочил, хватит. У меня туточки знакомые. Скорей тебя разузнаю, як насчет билетов. — Дед снял черевики, проверил, держится ли еще на них подошва, и затрусил по дорожке.

Обернулся он быстро.

— Нет билетов? — спросила мать.

— Сегодня вам уже не уехать. Ваш поезд рано прошел. Теперь надо ждать завтрашнего утра. А за билеты не турбуйтеся, будуть билеты.

Юрка подумал, что сейчас дед Мосей запряжет Зорьку в обратную дорогу, а они останутся под грушами, одни будут ночевать здесь и одни утром грузиться в поезд. Мать поняла деда точно так же.

— Что ж, Мосей Савич, большое вам за все спасибо. Выручили вы нас. Возвращайтесь. Билеты я сама куплю. Как-нибудь доберемся, — сказала она и стала снимать с возка вещи.

— Не-е, — положил дед чемодан на прежнее место. — Так у нас не бувае. Спакую вас у вагон — отоди вже спокойно почимчикую до своей старухи.

— Потеряют вас дома.

— Хай старая трохи поскучает, а то я давно никуда не ездил.

Пошли поезда. Два пронеслись на запад: один был закрытый — вагоны да и только, второй повез на платформах танки, орудия, грузовики. Мелькали платформы, с них весело махали солдаты… А третий поезд потянулся на восток, в тылы, куда надо было и Юрке с матерью. На вагонах краснели широкие кресты, окна были затянуты белым.

— Санитарный поехал, — проводил поклоном последний вагон дед Мосей. — Война свою справу робить — калечит людей день и ночь.

Замычала Зорька.

— Исты захотела? Злякалася, що про тебя забыли? Зараз накормим досыта.

Юрка с дедом нарвали в лесопосадке травы Зорьке. Она стала жадно хватать зелень, а дед примостился сбоку с ведерком и быстро ее подоил. Белой пеной вспухло молоко в цебарке.

Пора было обедать. Мать развязала мешок с харчами, вынула из него торбу тетки Феклы. Расположились на земле. Еду запивали парным молоком.

— Ще налить? — заглянул в Юркину кружку дед.

— Хватит. Напился от пуза.

— Куды ж его деть? Скиснет на жаре. А вечером знов надоим. Зорька у нас молочница. — Дед поставил цебарку в холодок; мать накрыла ее чистой тряпицей.

Второго ведра у них не было — принести воды Зорьке. Дед наладился вести ее к ставку.

— Ма, можно и я с дедушкой пойду? — попросился Юрка.

— Иди, — разрешила мать. — Только в воду не лезь.

Напоили Зорьку. И Юрка все же не утерпел после такой жары: разделся и похлюпался у берега, — но не с головой, чтобы мать не узнала.

Когда вернулись, дед Черноштан сказал:

— Теперь, Юрко, ходим за билетами.

— Не потеряйся там. От дедушки никуда. Слышишь? — не забыла мать напутствовать Юрку и подала деду Черноштану деньги.

Станция была — точно неприкаянный кочевой табор, но только люди в нем — чужие друг другу и дороги у всех — разные. Юрка никогда не думал, что на такой маленькой станции может собраться столько народу. По краям издолбленной площадки с остатками асфальта — перед перроном, под стенами развалин, возле длинного склада-сарая, наскоро, видать, сколоченного из толстого горбыля, и дальше — в затоптанном и мусорном садике, — повсюду сидели, лежали люди. Кто ел, кто спал, кто изнывал от принудительного безделья и сухого зноя. Худенькая девушка пеленала в кустах ребенка — своего ли, чужого? Он покряхтывал, как старичок, и ловил ртом воздух. Напротив девушки сидела тетка в черном, протянув босые, с потресканными подошвами, ноги. Ее облепили пятеро — мал мала меньше: двое хныкали беспрерывно, висли на плечах матери, что-то просили у нее, а она молча терпела их вымогания. За углом сарая четверо мрачных дядек сосредоточенно играли на здоровенном чемодане в карты.

Разрушенные немцами кирпичные постройки восстанавливать еще не начали, и станционные службы помещались пока в небольшом саманном бараке. К нему липла ворчливая очередь. Голова ее уткнулась в небольшое оконце. Касса была закрыта, но все чего-то ждали. Поглядел Юрка: ну где тут купить билеты? Не достанется им ничего. Будут они куковать на этой станции до новых веников. Но дед Мосей, обойдя очередь, бодро сказал:

— Чека́й минуту. — И скрылся за бараком.