Поезд на рассвете - [2]

— Плацкартных нету. Остались одни купейные.

Вот те раз! Этот вариант он как-то не предусмотрел… А кассирша моментально уловила замешательство смуглого симпатичного сержанта, и глазенки ее сделались насмешливыми.

— Ну что же вы, молодой человек? Быстрей думайте. Очередь задерживаете.

Отступать было некуда. «А, где наша не пропадала!» И Юрка заплатил за купейный.

В справочном бюро уточнил: нет, поезд не опаздывает, прибудет по расписанию, через два с половиной часа. Ждать еще порядком. Но не здесь же, в сумрачном здании, когда за окнами — май, а в сотне метров от путей протекает речка.

Рядом со станцией Юрка пересек отсыпанное серым гравием полотно и спустился к речке. Спокойная, в низких, открытых берегах, она петляла краем просторного луга, пробираясь к дальнему лесу, чтобы там скрыться от людских глаз и от пронзительного солнца, которое норовит пронять ее всю, до самого дна, не оставить без догляда ни единого плеса или омутка. Юрка выбрал сухой бугорок, снял ремень и фуражку, расстегнул китель и сел, подмостив себе вещмешок. — в нем были уложены шинельная скатка, повседневная форма «хэбэ», сменное белье да пара ботинок. По привычке причесался. Набок ложились его черные прямые волосы: к отъезду отпустил их немного длиннее обычного и подстригся не под бокс, как раньше, а «под польку». Такая прическа делала его постарше, придавала лицу больше мужества.

Ближние и дальние — доносились паровозные гудки. Кому они гудят, подают сигнал? Кого зовут в дорогу? Неужели на этот раз — его?.. Юрка все еще не верил, что уезжает отсюда, уезжает не в отпуск, не в кратковременную отлучку, а насовсем. Сегодня ему уже не нужно возвращаться в казарму, спешить на вечернюю поверку. И завтра тоже будет не нужно. Его дорога — вон за те густые боры, за Днепр. Он здесь последние два часа. Поезд не опаздывает, придет по расписанию.

Солнечно, просторно и зелено было вокруг. День уже выгрелся и разомлел совсем по-летнему. Парила земля. Горячими отсветами взблескивала речка. За нею, левобережьем, до самого леса расстилался чистый луг, чуть взгорбленный у того, дальнего края. Под лесом ходило красно-пестрое стадо. Посреди луга доживала век старая, наполовину сухая верба; за ней, в большом гнезде, неподвижно стоял аист. А прямо перед Юркой, не обращая на него внимания, у воды сновали, подпархивая за мошками, две желтобрюхие трясогузки. На правом, приподнятом склоне долины, вдалеке от станции, заметный отовсюду — возвышался военный городок: трехэтажные белые казармы за длинным кирпичным забором, — и х  казармы… Все это, и без того хорошо знакомое, привычное, Юрка старался запомнить таким, каким видел сегодня, сейчас, — навсегда запомнить, прежде чем он сядет в поезд.

Весь продленный свой срок Юрка отслужил здесь, в окрестностях старинного украинского местечка. Здесь он шагал, бегал, ползал по сыпучим песчаным проселкам и густому, в распутицу — вязкому чернозему, непаханым пустошам, заросшим терном буеракам, гулким урочищам. В учебные атаки они ходили следами недавней войны, занимая оборону — ячейки и окопы себе рыли рядом с оплывшими и словно замаскированными травой, но все еще явственно видными окопами, траншеями той войны; повсюду натыкались на гильзы, пустые винтовочные обоймы, пробитые каски, покореженные взрывами и огнем обломки металла. И Юрке казалось иногда, что это у них не учения, а бросок навстречу врагу, бросок в бой.

Новые казармы их гвардейской мотострелковой части стояли на отшибе, против западной окраины районного местечка и крутой излучины речки, по соседству с обширным и, судя по всему, некогда помпезным имением известного в прошлом веке на Украине магната. Можно было вообразить, как выглядела когда-то панская усадьба, коли даже спустя многие десятилетия, даже будучи мало ухожены, величие сохранили и дворец, украшенный тонкой, изысканной лепкой, и белокаменная лестница, и глубокий, окруженный ивами пруд у ее основания, и аллеи с мраморными копиями античных статуй. Теперь во дворце размещались библиотека, краеведческий музей и архив. А вокруг, представляя, пожалуй, самую большую ценность из всего, что когда-то принадлежало богатею, раскинулся полудикий парк. Мощно поднялись в нем дубы, буки, липы и каштаны, ели и сосны, вдоль речки островками белели березы; по опушкам и над уступчатым темным яром, на дне которого прятались холодные криницы, полно наросло сирени, бузины, шиповника и лещины — лесного ореха; попадались и не здешние, привезенные из дальних стран, деревья и кустарники — такие Юрка видал впервые и названий их не знал. В густых зарослях приволье было птицам: тут гнездились грачи-скандалисты, скрытные горлицы, вечно занятые, суетливые дятлы, голосистые иволги и соловьи. Этот лесопарк, утверждала вездесущая и живучая молва, родовитый и состоятельный пан садил (не сам, понятно, — холопов хватало), дабы расположить к себе чванливую свою избранницу, добиться благосклонности ее и, наконец, — руки. Карбованцев настырный жених не жалел — саженцы выписывал со всей Европы. И свадьба состоялась. Но оправдала ли себя дорогостоящая затея хозяина имения, надолго ли ублажил он сердце привередливой господарыни — позабылось. До того давным-давно никому не было дела. Главное — остался парк. Он жил, рос. И принадлежал уже другим поколениям, другому времени.