Поэты Урала - [3]

В первомайские торжества.

Спи же, спи, моя дорогая,

Рядом старшая спит сестра,

Ей досталась судьба другая,

Ночи горькие у костра.

Ты такого в судьбе не знала —

Рева бомб на лесной тропе,

Как сестра твоя в глушь бежала,

Медвежонка прижав к себе.

Как болели босые ножки,

Как пекла она хлеб в кострах,

Как в глазах ее, полных дрожи,

Словно пламя, метался страх.

Трудный, дочка, мне жребий вышел,

Жил тогда я войной одной

Вместе с папами всех детишек,

Со своею страной родной.

Ты не знала военной хмури,

Ты родилась в Москве, когда

Отшумели, промчались бурей,

Кровью меченые года.

Первой черточкою в тетрадке

Похвалилась вчера ты мне.

…Я сижу над твоей кроваткой

В синем сумраке, в тишине.

За окном — мирной песни слово.

Гнев сжимает мне горло вновь:

Нет, нельзя допустить, чтоб снова

Проливали злодеи кровь!

Встаньте все — и отцы, и дети.

Встаньте все, кто не глух, не слеп,

Все, кто трудится на планете,

Добывая свой честный хлеб.

Встаньте все, кто погиб от пули,

Кто был бомбой сражен в упор,

Встаньте грузчики Ливерпуля,

Виноделы кавказских гор,

Встаньте матери Краснодона,

Встаньте Мурмана старики,

Знаменосцы! Вперед знамена!

Кверху — сжатые кулаки!

Встаньте все, кто прошел по аду.

Вынес все на своих плечах, —

Мы не можем позволить гаду

Страх зажечь у детей в глазах!

Встаньте вместе, мужчины мира.

Жены, матери всей земли,

Не дадим сапогу банкира

Наше счастье топтать в пыли!

Мы когда-то недоедали,

Нас работа валила с ног,

Чтобы дети наши не знали

Горя, голода и тревог!

Люди мира, труда и братства.

На мою равненье страну!

Мы обязаны все собраться

И войне объявить войну.

Нашей Родине враг не страшен,

Все у нас для отпора есть,

С нами партия — совесть наша,

Наша гордость и наша честь.

Стиснем, люди, железной хваткой

Горло горю, огню, войне!

…Я над детской сижу кроваткой

В синем сумраке, в тишине.

Белла Дижур

ГОЛОС МАТЕРИ

Слово, сказанное от души,

Правдой неподкупною согрето.

Это слово через рубежи

Пролетает с быстротою света.

Вот и я свой голос подаю,

Материнский, смелый и правдивый…

Вспомним тех, кто умирал в бою,

Чтобы наши дети были живы,

Чтоб на всей земле цвести садам,

Чтоб расти республике Китайской,

Чтоб свободный трудовой Вьетнам

С нами шел на праздник первомайский.

Женщина! Сынов далеких мать!

Ты живешь в Париже, в Риме, в Чили,

Но нигде не смеешь ты молчать!

Нас одни заботы породнили.

Женщина! Ровесница моя!

Мне тебя, быть может, век не встретить.

Но сложилось так, что ты и я —

Мы теперь за всех детей в ответе.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Что прошло? Мгновение одно

Или три неповторимых года.

Как это чудесно и смешно:

Колется небритый подбородок.

Я еще привыкнуть не могу

К голосу, к движениям, к походке…

В памяти еще я берегу

Нежные ребяческие нотки.

Чуть робею, если мы вдвоем,

Будто ты чужой немножко маме,

И нестройно песни мы поем

С давними привычными словами.

Новые повадки и черты

Заслонили прежний облик сына…

Это ты. Но это и не ты,

В офицерском кителе мужчина.

Владислав Занадворов

ПОХОДНЫЙ РЮКЗАК

Над моей кроватью

Все годы висит неизменно

Побуревший на солнце,

Потертый походный рюкзак.

В нем хранятся консервы,

Одежды запасная смена,

В боковом отделенье —

Завернутый в кальку табак.

Может, завтрашней ночью

Прибудет приказ управленья

И, с тобой не простившись,

Рюкзак я поспешно сниму…

От ночлега к ночлегу —

Лишь только дорога оленья,

Да в мерцании сполохов

Берег, бегущий во тьму.

Мы изведали в жизни

Так много бессрочных прощаний,

Что умеем разлуку

С улыбкой спокойной встречать,

Но ни разу тебе

Не писал я своих завещаний

Да, по совести, что я

И мог бы тебе завещать?

Разве только, чтоб рукопись

Бережно спрятала в ящик

И прикрыла газетой

Неоконченный лист чертежа,

Да, меня вспоминая,

Склонилась над мальчиком спящим,

И отцом бы, и матерью

Сразу для сына служа.

Но я знаю тебя —

Ты и рукопись бережно спрячешь,

От людей посторонних

Прикроешь ревниво чертеж

И, письма дожидаясь,

Украдкой над сыном поплачешь,

Раз по десять, босая,

Ты за ночь к нему подойдешь.

В беспрерывных походах

Нам легче шагать под метелью,

Коль на горных вершинах

Огни путевые видны.

А рюкзак для того

И висит у меня над постелью,

Чтобы сын в свое время

Забрал бы его со стены.

ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО

Лишь губами одними

                           бессвязно, все снова и снова

Я хотел бы твердить,

                            как ты мне дорога…

Но по правому флангу,

                            по славным бойцам Кузнецова

Ураганный огонь

                     открывают орудья врага.

Но враги просчитались:

                         не наши — фашистские кости

Под косыми дождями

                          сгниют на ветру без следа,

И леса зашумят

                      на обугленном черном погосте,

И на пепле развалин

                            поднимутся вновь города.

Мы четвертые сутки в бою,

                                    нам грозит окруженье:

Танки в тыл просочились,

                                   и фланг у реки оголен…

Но тебе я признаюсь,

                            что принято мною решенье,

И назад не попятится

                           вверенный мне батальон…

Ты прости, что письмо,

                         торопясь, отрываясь, небрежно

Я пишу, как мальчишка — дневник

                                   и как штурман — журнал…

Вот опять начинается…

                          слышишь, — во мраке кромешном