Поэты пражского «Скита» - [82]

Хоть соловей садится на плечо

И щелкает, и нежно лицемерит…

И дождь идет без запаха дождя,

Без шелеста стекая с переплета,

Где спят герои, руки разведя

Как для объятья или для полета.

«Современные записки». 1938. Т. 67

ВЕСНА

О, как слаба, о, как нежна,

О, как скучна и нежеланна

Встает прохладная весна

Из-за февральского фонтана.

И ей подчищенный тритон

Трубит заученную встречу,

Садовник — хилого предтечу —

Пестует зябнущий бутон.

И в рыжем пиджаке плебей

Стоит, нацелясь аппаратом, —

Богиня с профилем носатым

Ему позирует с аллей.

Но эта встреча не для мук…

В траве потягиваясь прелой,

Амур натягивает лук

И в землю выпускает стрелы.

«Современные записки». 1938. Т. 67

«Не черна моя совесть, а только мутна…»

Не черна моя совесть, а только мутна.

Целый месяц в окне не вставала луна.

В тишине, в темноте наступала весна.

И томила она, и звала у окна.

— Умирай, наступила для смерти пора.

Как туманны утра и душны вечера.

Не вздыхай, не гори, не зови, не дрожи,

Только веки сомкни, только руки сложи,

Только жить перестань… А покой недалек.

Жестяные цветы от весны на порог,

Позумент — у плеча и парча — на груди,

Только ты не вставай, только ты не гляди…

Розовая глина легка и суха,

Далеко до луны, высоко до греха.

1938 «Современные записки». 1938. Т. 67

«Боже мой, печалиться не надо…»

Боже мой, печалиться не надо,

Этот день — спокоен и хорош,

На дорожку маленького сада

Золотая набегает рожь.

Чайных роз измяты сердцевинки,

Лепестки, как дамские платки,

Из-за них погибнут в поединке

Вечером зеленые жуки.

На мосту почти прогнили доски,

И перила так легки, легки,

Поправляй же локоны прически.

Становись, взлетая, на носки.

И никто, наверно, не заметил,

Как я пела, огибая дом,

И как, словно спущенные петли,

Тень моя рассыпалась дождем.

Как недолго, чувствуя тревогу,

Голос мой срывался и дрожал,

Но никто не вышел на дорогу,

На земле меня не удержал.

1935–1938 «Городской ангел»

«Первая печаль в степи дорожной…»

Первая печаль в степи дорожной

Васильком далеким расцвела.

Я сорвать хотела: можно? можно?

Но карета мимо проплыла.

И в квадратной комнатке кареты

Я рыдала, кажется, — часы.

Бледной девочкой росла за это

И ждала показанной красы:

Синих платьев бальных и душистых

Или чьих-то ангельских очей.

Только было в небе — пусто, мглисто

Всех дорожных тысячу ночей.

И так скучно было в этой ровной.

Чуть дрожащей в мареве степи,

Звезды взоров так еще — условны.

Что в слезах себя не ослепи

До поры, пока назад в карете

Ты поедешь той же колеей,

И столетний василек заметит

Твой призыв настойчивый и злой.

И к обочине стеблем змеиным

Проползет и в руку упадет:

Что так поздно?

1935–1938 «Ночные птицы»

«Лежи во льду, усни во льду…»

Лежи во льду, усни во льду,

Я светлый голос украду,

И с той поры, что он угас,

Я запою, как в первый раз.

Во льду — нетленна красота,

И тесно сомкнуты уста,

А от ресниц ложится тень

И день и ночь, и ночь и день.

А я пою, и голос твой,

Как прежде, светлый и живой.

Прекрасный падший херувим

Легко становится — моим.

На этот голос как не встать?

Но нет, во льду — спокойно спать.

Во льду — нетленна красота,

А ты — все тот, а я — не та.

1935–1938 «Ночные птицы»

«Две каменных ладони из-под плеч…»

Две каменных ладони из-под плеч

Твоих навеки лягут и застынут.

Их поцелуи с глаз не отодвинут,

Тебе — не встать и света не сберечь.

Но вспомни, вспомни, как порой сама

Пылающие веки прижимала.

Чтоб видеть то, что ты припоминала.

Что возвратить могла такая тьма,

Как — жгло ресницы небывалым жаром,

Росли цветы и таяли в огне.

Но ты ждала, и ты томилась даром —

Была — легка ладонь на простыне.

Так жди теперь. И эта тьма сгустится

До той, что ты, быть может, не ждала,

И где, раскинув два больших крыла.

Уже летит не ангел и не птица.

1935–1938 «Ночные птицы»

«Это к слову пришлось в разговоре…»

А. Штейгеру

Это к слову пришлось в разговоре

О любви, — и я снова пою

О тебе, о беспомощном взоре

В гимназическом нашем раю.

Где трубили сигналы на ужин,

Не архангелы ли на холме?

Проводник и сегодня не нужен,

Мы слетаем навстречу зиме.

И у домика, где дортуары,

В прежней позе стоим у крыльца —

Вечный очерк классической пары —

Два печальных и детских лица.

«О, Ромео!.. — и плачет Джульетта: —

О, Ромео, что будет весной?»

За апрелем: разлука и лето, —

Ты еще до сих пор не со мной…

И на мраморных плитах гробницы

Мальчик бьется, боясь умереть.

А надежда листает страницы

И по памяти пробует петь.

1935–1938 «Вилла „Надежда“»

«Чем дальше будет расстоянье…»

Чем дальше будет расстоянье,

Тем зов слышней через года.

Над городом стоит сиянье,

И в снежных хлопьях провода.

Кружится сажа, и под насыпь

Вагоны падают легко.

Но с каждым мигом, с каждым часом

До звезд все так же далеко.

Над морем светлым, над горами

Лучи звучат, как водопад,

И вечерами, и утрами

Ты слышишь зов: вернись назад.

1935–1938 «Ночные птицы»

«Над первой тишиной вторая тишина…»

Над первой тишиной вторая тишина,

И призрак за окном далекого окна,

Мелькает над рукой тончайшая рука.

Под мертвою строкой — поющая строка.

«Современные записки». 1939. Т. 68

«Со всею преданностью старой…»

Со всею преданностью старой,

Во власти отзвучавших слов,

Я выхожу на зов гитары.

Высоко гребни заколов.

Ступив с четвертого балкона.

Сорвав ограды кружева,

Я жду улыбки и поклона

И веры в то, что я жива.