Поэты пражского «Скита» - [76]

Темнота голубая за нами,

И в пещере своей Аладдин

Подымает дрожащее пламя.

Этот блеск, этот сказочный хруст,

Этот звон у тебя под ногами!..

У дороги подстриженный куст

Захлебнулся во сне жемчугами.

Это — сквер, это — мертвый восток

И богатства слепящие жерла,

И втекает уже холодок

В онемевшее слабое горло.

В тайниках голубого дупла,

В кубках гнезд, на колонне киоска —

Серебро, серебро: купола

И пожарища лунного лоска.

Это сквер… Возвратимся ж домой.

Электрическими фонарями

Это — ночь городская с сумой

Пробивает пещеру за нами.

И взрывает ее без шнура,

И выводит через обломки

Нас, таких же, как были вчера,

Потерявших у входа котомки…

1934–1935 «Ночные птицы»

«Что делать с ангельским чутьем…»

Что делать с ангельским чутьем,

Что делать с ангельским терпеньем.

Когда стихи заспорят с пеньем,

Рассказывая о своем?..

О человеческом, о злом

На языке простом и вялом… —

Что делать мне с земным началом,

Что делать мне с земным теплом?..

Не узнавая бледных строк,

Уже не доверяя слуху.

Глаза вмежив, покорно, глухо

Впервые повторю урок

Любви, что заревом вдали

Чадящим заслонит зарницу

Своих же слов, что обошли

Меня на целую страницу,

И снов, и встреч… И откажусь

От ангельского песнопенья,

Взамен земного нетерпенья,

Взамен тебя, земная грусть…

1935 «Городской ангел»

«От снега, как от соболей…»

От снега, как от соболей.

Не гнутся плечи у прохожих.

И ты, на ангела похожий,

По белому идешь смелей.

Вот так — ступать по облакам.

По Млечной ледяной дороге:

Крылатый трепет — по рукам,

Следов не оставляют ноги.

И улица к лучу луны

Сегодня подведет вплотную.

— Лети, я больше не ревную —

Я вижу ангельские сны.

«Круг». Берлин, 1936

«В море — на корабле…»

М. Цветаевой

В море — на корабле,

На потухшей золе,

На гранитной скале.

На магнитной скале,

Только не на земле,

Не в любви, не в тепле…

— Слышать, как журавли

Отлетят от земли,

Чуять землю вдали…

Чтоб ее пожалеть.

Чтоб ее увидать —

Умереть,

Умирать —

На разбитом крыле,

Только не на земле…

1935 «Городской ангел»

«Шаги эпохи тяжелей…»

Шаги эпохи тяжелей.

Чужую жизнь обеспокоив,

Пусть свищут ветры из щелей

В бессонных лагерях изгоев.

Здесь не смыкали глаз еще.

Не выходила смерть отсюда,

Здесь перебитое плечо

Привычно поджидает чуда.

Но близок час, когда с земли

Их увезут в ночи угрюмой

Серебряные корабли,

Неузнаваемые трюмы…

В последний раз они, томясь,

Пойдут покорно и без жалоб…

но ангелы счищают грязь

С воздушных мостиков и палуб…

Земля дымком пороховым

Покроется, но будет просто

Увидеть райский полуостров,

Сказать — Эдем; подумать — Крым.

Там над землянкой — тишина,

И там выходит из окопа

Такая райская весна,

Трава такая Перекопа…

1935 «Городской ангел»

ВОЛЬНЫЙ ЦЕХ [103]

Вольный цех — незнакомые деды,

Иностранцы-отцы через мир

Завещают труды и победы.

Страдивариус выгнутых лир

Вышел новый из вольного цеха.

Чтобы свет за окном не погас.

Крепко ль держится ржавая веха.

Голубой и крылатый Пегас?

Трубочист, проходящий в цилиндре.

Слесарь, браво надевший берет.

Узнают тебя в солнечном нимбе.

Будь здоров, работяга-сосед!

Ночью в кузнице вздохами меха

Раздувается жар добела,

У тебя же крылатая веха

Отрывает от стенки крыла.

Запирая ворота ключами

В сто бородок, бросая засов.

Ты летаешь привычно ночами.

Ты работаешь восемь часов.

Чтоб на цеховом празднике в мае

В море символов от древка

Поднималась любовь, раздвигая

Позументы и облака.

И, встречаясь с толпой подмастерий.

Узнавая свой радостный цех.

На пикник через синие двери

У заставы ты выпустил всех…

1934–1935 «Вилла „Надежда“»

«Бродила комнатой, и как подъемный мост»

Бродила комнатой, и как подъемный мост.

Окно рванули высохшие ветки,

Там звезды скачут, распушая хвост.

Как белки в надоевшей клетке.

Там можно ветра придержать струю.

Как за кормой упругое теченье.

Там ангельское столоверченье

Избрало нынче плоть мою.

Накинь скорей на плечи простыню,

А прядь волос трепещет у ключицы.

Там, испугавшись, к млечному огню

Слетелись ангелы, как птицы.

Ведь ты живая? И вздыхает жесть

Небесная от тяжести ладоней.

Да, я люблю, и даже сердце есть

В моей груди, и кто-то сердце тронет,

Повертит словно розоватый плод

И вложит в черное плетенье крови,

Но кто-то бросит и крылами словит,

И словом ангельским смятенно назовет.

И самый мудрый, пожалев меня

Иль любопытствуя, шепнет: послушай.

Стань духом, как другие, и, маня,

Заплещут где-то человечьи души.

Но, оградясь горячею рукой,

Дрожащим телом падаю, теряя

На облаках, в предместьи рая,

Рассаду слов, подсунутых тоской.

1935 «Скит». III. 1935

ДЕРЕВЕНСКОЕ КЛАДБИЩЕ

Наизнанку земля по весне!

Перетряхивай вечер печали!

Это плуг проплывает в огне,

Чтоб у дальнего леса причалить.

А вверху, у кладбищенских стен,

Словно пленная стая, украдкой, —

Это ангелы, вставши с колен,

Развевают замшелые складки,

Белый мрамор спуская с плеча,

Мох счищая с застывших ладоней…

Под ногою земля горяча,

Покидаемый плачет и стонет…

Но легко отгибая доску,

Как страницу на крайней могиле,

Он прикладывает к виску

Жестяную повязку из лилий.

На дерновый садясь бугорок,

Он глядит, как дорогою мимо.

На небесный слетают порог

Деревенские херувимы.

Им у этих отверстых гробниц

Не склоняться над чьей-то виною,

Потому что воскресло весною

Сердце жадное самоубийц.

1934 «Скит». III. 1935

НОЧНЫЕ ПТИЦЫ

Этот вечер огненно-желтый

Видит снова, в который раз,