Поэты пражского «Скита» - [49]

Старый, черный водопад;

Сдайся, милое, — пойми

Радость тайную утрат.

Ко мгновениям склонясь,

Полюби их вечный хмель,

Золотую карусель.

Голубую мира связь.

«Не было ни пытано, ни прошено…»

Не было ни пытано, ни прошено,

А пришла — забыть ее нет сил…

В голубых лучах, в цвету некошеном

Легконогую девчонку я любил.

Пела что-то, тихая да ласковая.

Щурясь на румяную струю,

И ничем, ничем не подпоясала

Рубашонку тонкую свою.

Может быть, такая соловьиная

Лишь одна на свете и была,

Косы справила, бровями вскинула,

Навсегда в орешенье ушла.

«Звезда». 1993. № 7

«Ранним утром у сырой опушки…»

Ранним утром у сырой опушки,

Где роса курчавит зеленя,

Обманула милую кукушка.

Обманула милая меня.

Задразнила и не пожалела —

Колдовала мне не долгий час.

Холодом русалочьего тела,

Несытью зеленоватых глаз.

А когда упругую дорогу

Пыльный запад тихо золотил,

Я шагал с котомкою убогой

И не знал, любил иль не любил.

И к кому ушла моя подружка

По вечерней тропке на межу…

Ты скажи мне, вещая кукушка,

Сколько песен про нее сложу?..

КУПАЛЬСКАЯ НОЧЬ

За нами город вдалеке

Вертел ночные карусели,

В овражном дымном молоке

Костры веселые блестели;

Звенели песни, и подчас

Рождалось эхо, кликам вторя,

И, опоясывая нас,

Текли негаснущие зори.

Над туманными росными влагами,

Над дымящимися оврагами,

Над костром стоим на горе,

В полуночной горим заре.

Вот ножами-мечами высокими

Голубой поднялся огонь,

Облизал серебристые локти.

Укусил золотую ладонь.

Я тебе говорю, земля:

«Эту ночь меня взять нельзя, —

Весь я — влаги и тьмы игра.

Эту ночь ты — моя сестра».

И тебе говорю, огонь:

«Эту ночь ты меня не тронь, —

Я от светов и зноя взят.

Эту ночь ты — мой милый брат».

           Узловат и черен,

           Роет землю корень,

           Светел и лучист,

           Ищет солнца лист;

           Ночи середина —

           Жизни половина.

           Я построил для сестры

           Великанские костры.

           Ты приди, сестра, ко мне —

           Встало пламя, как во сне.

           Воздух тепел, тих и мглист,

           Пахнет тленьем старый лист.

           На дыбах мой верный конь,

           Я склоняюсь — как сквозь сон,

           То же делает и он;

           Вправо, влево, вслед за мной;

           Я вскочил, и он — прямой.

           Я кружусь — и в тот же миг

           Мечет искры мой двойник,

           Весь пылая. И по мхам

           Белки скачут здесь и там.

           Прячут в кочки и кусты

           Ярко-рыжие хвосты.

Ты не примешь ли, сестрица, от меня

Золотого, вороженного коня!

           Свой облачный невод

           Колышет белок,

           И дышит сквозь плеву

           Лучистый желток;

           И плывет, плывет яйцо,

           Плоское, сквозистое.

           В темноте зовет лицо,

           Жаркое и близкое.

           Благослови, Господь,

           Светлую плоть

           На радость, на справу —

           Одол над отравой

           Зрачка косого

           И ждущего.

           Соска стерегуще

           Тугого.

Смолкли игры и зовы,

И свершилися краткие ловы;

Только прозрачные моря

В розоватом пару горят.

И шумят, шумят дожди

Рдяно-солнечные,

И растут хвощи

До подоблачья;

Золотит их слизь,

И ползущая

Шевелит их жизнь.

ЗИМНЯЯ

И еще ресницы в нитях сна

Путались. Над черными домами.

Испита колючими снегами.

Индевела мерзлая луна.

Утренело… но взыграли тени

Жемчугом и хрупкой бирюзой,

И, сверкнув сапфирною звездой,

Из страны недавних сновидений

Куколка фарфоровая тонким,

Ласковым скользнула башмачком.

Хрустнуло крылечко, и смычком

Повела далекая поземка.

У калитки, скрипнувшей едва.

Звякнуло кольцо, и все умолкло;

Только, охорашиваясь, елка

Отряхнула иней с рукава.

Бубенец поет. Во льдистой стуже,

В бельмах наплывающего дня,

Лебединой жалобой звеня,

Девушка коней ласкает вьюжных.

И взметнулись на полях белесых

Пряжи кос и сгибы горьких рук.

И бормочут быстрые полозья

Песенку о вечности разлук.

ОСЕННЯЯ

Маленький я, маленький

По ельнику хожу,

В моховых проталинках

На рыжики гляжу;

Хрупенькие крышечки

Чутеньки торчат,

Закрывают рыжики

Деток и внучат.

Сойки оголтелые,

Споря, пронеслись.

Хвойка отлетела

На брусничный лист…

Стану сам я крошечным,

Тихий и простой.

Сяду у лукошечка

Под березой той;

Тонкой паутинкою

Обовьюсь, и пусть

Ладаном полынным

Льется с поля грусть,

Схимою целительной

Никнет тишина,

Светлые обители

Выросли со дна.

Вон, гляди — узорами

Хрупко истонясь,

Веет над озерами

Рощ иконостас;

Сны золотодремные

Ронит, рогозя,

Темные, огромные,

Скорбные глаза.

«Вышгород». 1998. № 6

ВИДЕНЬЯ

Сегодня влага, блеск и зной

Слились во мглистый хмель,

Смеется озеро в окно.

Заводит сад качель.

Медлительно — прилив, отлив —

Качает угол тень,

И занавеску шевелит

Иной какой-то день;

И пахнет горница моя

Смолистою сосной,

И странный слышу голос я

За тонкою стеной.

Вот сердце — льдинкою в груди —

Знакомый шаг, и вдруг

Дверь настежь… С солнцем… О, войди.

Войди, мой нежный друг.

Но двери этой нет в стене

(О, холод пустоты…).

В какой нездешней глубине

Меня коснулась ты.

Ужели напрягалась вновь,

Чтоб в этот мир войти?

Иль знак дает твоя любовь

Мне об ином пути?

Не знаю… Комната глуха,

День груб и шумно дик…

И все спадет, как шелуха,

В какой-то вечный миг…

В ДОЖДЬ

Низкие быстрые тучи

Над перезябшими избами,

С черной соломы колючими

В лужу ударило брызгами.