Поэты «Искры». Том 2 - [5]

Шрифт
Интервал

Кто на Руси гроза хлыщей и шалопаев,
Судебных болтунов и думских попугаев,
Всех званий хищников, лгунов и негодяев,
Родных Кит Китычей, безжалостных хозяев,
Владельцев лавочек, подвалов и сараев,
Плутов, которые, всё честное облаяв,
Кадят тугой мошне, пред властию растаяв?..
Кого боятся так и сельский Разуваев,
И самобытный сброд Батыев и Мамаев —
Грабителей казны и земских караваев,
Ханжей, доносчиков, шпионов, разгильдяев?..
Всё он — сатирик наш талантливый — Минаев![26]

В последние годы своей жизни Минаев много болел. За два года до смерти он вернулся в Симбирск — «лечиться воздухом родины». Местное «общество» встретило его неприветливо, даже враждебно, не забыв тех сатирических произведений (в первую очередь поэмы начала 1860-х годов «Губернская фотография», ходившей по рукам в многочисленных списках и частично напечатанной), в которых оно было зло высмеяно. Никто не водил с ним знакомства.

Несмотря на болезнь, Минаев продолжал внимательно следить за новыми явлениями в литературе. О К. М. Фофанове он говорил, что тот «при всем своем оригинальном даровании далеко не пойдет, так как тратит слишком много сил и чувства на воспевание чахлой столичной природы и уже и теперь начинает забираться в дебри поэтических сантименталистов»[27]. Зато с большой теплотой поэт отзывался о Короленко и высоко ценил молодого Чехова. Минаев живо интересовался, чем живет подрастающая Россия, что волнует и увлекает ее.

Минаев был потрясен смертью Салтыкова. Когда он узнал о ней, с ним случился глубокий обморок, приведший к обострению болезни.

Вскоре после этого, 10 июля 1889 г., умер и сам Минаев.

Один из поклонников его поэзии, в то время симбирский семинарист, рассказывает, как он и два его товарища тайком от начальства наблюдали за похоронной процессией. За гробом Минаева шло всего несколько человек — знакомых, почитателей и нищих[28].

I

156. В АЛЬБОМ РУССКОЙ БАРЫНЕ

Я люблю тебя во всем:
……………………………
В бальном, газовом наряде,
В море кружев, блонд и роз,
В дымной кухне, на эстраде,
В цирке, шумном маскараде,
В зной и холод и мороз…
За клави́шами рояля,
За тарелкой жирных щей,
За романами Феваля,
Дома, в людях, меж гостей.
В каждом звуке, в каждом взоре,
В яркой россыпи речей,
В споре важном, милом вздоре
О погоде, об узоре,
Об игре без козырей.
В преферансе, танце, пляске,
В драке с девкой крепостной,
В море слез, в потоках ласки,
В сарафане и повязке —
Ты всесильна надо мной.
<1859>

157. МОНОЛОГ ХУДОЖНИКА В ДРАМЕ «ДЖУЛИАНО БЕРТИНИ, ИЛИ ТЕРНОВЫЙ ВЕНОК ГЕНИЯ»

Я весь в жару, как в первый день признанья
Души моей натянутые струны
Готовы вдруг одним певучим хором
Ответить небесам мелодиею звуков.
Чело горит, струится в жилах пламень,
Я чувствую приливы вдохновенья
Во имя чистого великого искусства!..
Искусство!
(Падает на колени.)
                 Весь я твой — и ты мое, искусство!
Вот здесь, в груди, божественная искра
Горит огнем небесного веленья,
Тревожит, жжет меня, и я, небес избранник,
Весь трепещу под чарой вдохновенья.
(Быстро встает и начинает импровизировать.)
                 Я расторгнул жизни путы,
                 Вдохновенный без границ.
                 В те великие минуты,
                 Люди, люди-лилипуты,
                 Предо мной падите ниц.
                 На колени! песнопений,
                 Для грядущих поколений,
                 Я пролью за звуком звук.
                 Вы — толпа, я — светлый гений,
                 Я — рожден для вдохновений,
                 Вы — для мелких бед и мук.
                 Для детей погибших мира
                 Я пою, — смиряет лира
                 Горе, скорби и печаль.
                 С именами Гете, Данта
                 Имя нового гиганта
                 Люди впишут на скрижаль.
                 Душно, душно!.. мир мне тесен…
(Срывает с себя галстук и сюртук.)
                 Муза, муза! лиру мне!
                 Нужно звуков, рифм мне, песен —
                 Я горю, я весь в огне…
(Обессиленный и облитый холодным потом, опускается на ковер поддерживаемый музой.)
<1860>

158. БАЛ

Залит бал волнами света;
Благовонием нагрета,
Зала млеет, как букет.
Упоительно-небрежно,
Зажигательно-мятежно
Ноет скрипка и кларнет.
В вихре звуков, в море жара,
С сладострастием угара
В вальс скользит за парой пара,
Опьянения полна,
В ураган огнепалящий,
Душу пламенем мутящий,
Волканически летящий,
Грудь взрывающий до дна.
Вот она, царица бала:
Раздраженная смычком,
Быстро сбросив покрывало,
В танце бешеном летала,
Припадя ко мне плечом.
Кудри змеями сбегали,
Волновались, трепетали
И, играя предо мной,
По щекам меня хлестали
Ароматною волной.
Мы неслись — мелькали люди,
Ряд колонн и ряд гостей,
Фермуары, плечи, груди,
Лампы, люстры, блеск свечей,
Косы, жемчуг, бриллианты,
Дымки, кружева, атлас,
Банты, франты, аксельбанты
И алмаз горящих глаз.
Мы неслись — кружилась зала,
Я дрожал, как кровный конь,
Весь был жар я, весь огонь,
В жилах лава пробегала,
И корсет ей прожигала
Воспаленная ладонь.
<1860>

159. ЧУВСТВО ГРЕКА

Мы на ложах сидели пурпурных
В благодатной тени сикоморы;
Ароматы курилися в урнах,
И гремели певучие хоры.
И Эллады живые напевы,
Как вино, нашу кровь разжигали,
На коврах ионийские девы

Еще от автора Петр Исаевич Вейнберг
Избранные сатирические стихотворения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кощей-Безсмертный

В книге содержится русская народная сказка о Кощее-бессмертном, переложенная на стихи Д. Д. Минаевым, с цветными рисунками А. Тейхеля. Сохранена оригинальная орфография.


Генрих Гейне. Его жизнь и литературная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Рекомендуем почитать
ЗАО «Рээфия»

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Народ готов терпеть всё, что угодно – лишь бы не было войны. То, что война давно идёт, никого не волнует, главное – видимость отсутствия» (с).


Личинки

18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Личинками являются все люди и нелюди» (с).


Шедевр

Живописные шедевры социалистического искусства 2222 года.


Из дневника уфимского буржуа

Фельетон написан от имени уфимского буржуа, встречающего армию императора Колчака I, самодержавного царя всесибирского, омского, тобольского и челябинского.


Бунт третьеклассников

Третьеклассники Заградка и Розточил задались благородной целью сжить со света своего классного наставника Губера. Это было бы совершенно безнадежным делом, если бы пан Грубер не ухаживал за старшей сестрой Заградки — Руженой…


Побасенки будущего

"Побасенки будущего" были впервые опубликованы в газете "Лидове новины" 20 мая 1934 года.


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)