Поэты эпохи Возрождения - [64]

. Подобный взгляд логичен, но не учитывает существенной амбивалентности сознания автора елизаветинской эпохи. В том-то и дело, что стихи pro и contra могли писаться Донном практически одновременно, «прение» Венеры небесной и Венеры земной происходило в сознании поэта непрерывно, оно-то и придавало особую метафизическую остроту хвалам и хулам поэта.

Такое же «приятное разнообразие» или «пестрота» (poikilia) обнаруживается и в «маленькой книжечке» Катулла, – что, как указывает М. Л. Гаспаров[86], в те времена было обычной литературной модой. Эта «пестрота», безусловно, соответствует внутренней драматичности, амбивалентности поэзии Катулла. То же самое можно сказать и о Джоне Донне. В сонетах Шекспира мы прикасаемся к самому нерву той сложной, противоречивой эпохи.

Шекспир – современник Донна, и не случайно многие составители помещают его стихи в антологии метафизической поэзии. Шекспировские драмы для народного театра могли развлекать и ужасать, давать зрителю полезные уроки. Но «Сонеты» с самого начала были обращены к более узкому и взыскательному кругу читателей. Если они претендовали на нечто большее, чем быть изящными безделушками, то должны были заключать в себе матрицы высших аллегорических и символических смыслов.

Это, как нам кажется, снимает вопрос о биографичности сонетов Шекспира или, по крайней мере, переводит его в план приятных мечтаний, для которых нет никакой положительной основы. Смиримся же и оставим праздные догадки.

Надгробный памятник Шекспиру. Церковь Св. Троицы, Стратфорд-на-Эвоне. До 1623 г.

Тем более, что сам автор не рекомендовал нам этим заниматься. На каменной плите в стратфордской церкви вырезаны слова:

Добрый друг, ради Иисуса

Не вздумай выкапывать погребенные здесь кости.

Благословен тот, кто пощадит эти камни,

И будь проклят тот, кто потревожит мой прах.

По-английски так:

Good friend, for Jesus’ sake forbear

To dig the dust enclosed here.

Blest be the man who spares these stones,

And cursed be he that moves my bones.

Уильям шекСпир (1564–1616)

Два сонета о поэте-сопернике

(83)

Не надобно прикрас для красоты –

Румян и пудры всякой лести вздорной;

В сравненьи с тем, чего достоит ты,

Ничтожна лепта славы стихотворной.

Я и во сне тягаться не мечтал

С певцами – мастерами лицемерья:

Воистину высок предмет похвал

И слишком куцы нынешние перья.

Ты счел мое молчание виной? –

О нет, в заслугу мне должно вмениться,

Что я замкнул уста, – пока иной

Сулит бессмертье, а творит гробницу.

Один твой взгляд живее, милый друг,

Всех наших поэтических потуг!

(86)

Его ль стихов раздутых паруса

Меня великолепием сразили,

Дум смелых заглушили голоса

И в гроб их колыбель преобразили?

Его ли духу, что с духами привык

Общаться, к вечной приобщаясь Музе,

Сковал проклятьем бедный мой язык?

Увы – ни он, ни те, что с ним в союзе.

Пока его дурачит гость ночной

Любезною и вкрадчивой беседой,

Я нем не от восторга, – надо мной

Они не могут хвастаться победой.

Пока тебя он славит, я молчу:

Петь хором не могу и не хочу.

Сэр Джон Дэвис (1569–1626)

Получил образование в Оксфорде, занимался юридической практикой в Лондоне. Занимал должность Верховного прокурора Ирландии (1606–1619). Его «Гимны Астрее» (1599) воспевают королеву Елизавету (Астрею) в двадцати шести изысканных акростихах. Ученая поэзия сэра Джона Дэвиса выделяется на фоне бесчисленных сонетистов 1590-х годов, которых он пародировал в своих «дурацких сонетах» (‘gulling sonnets’). Наибольший интерес в наследии Дэвиса представляют философские поэмы: «Орхестра» (1596), описывающая мир как танец, и «Nosce Teipsum» (1599) – поэтический диспут о бессмертии души (название переводится как «Познай самого себя», латинский вариант греческого изречения).

Тщетность познания. Иллюстрация к стихам сэра Джона Дэвиса. Джон Даусон Уотсон, 1862 г.

Спор о бессмертии (Из поэмы «Nosce Teipsum»)

Хоть разум наш строптив – и до сих пор

Спор о бессмертье средь людей не стих,

Сам этот о вещах бессмертных спор

Бессмертие доказывает их.

Способность рассуждать о нем – залог

Того, что мы бессмертье обретем:

Будь смертен человек, он бы не смог

Бессмертное постичь своим умом.

Ведь мысли человека – зеркала;

Как те, что в комнатах у нас висят,

Творенья матерьяльного стекла

Нематерьяльных форм не отразят, –

Так, если в наших мыслях отражен

Бог истинный и сонм небесных сил,

Бессмертен Разум наш – иначе б он

Бессмертных образов не отразил.

Когда бы, например, постигнул скот,

Что значит разум, он и сам бы стал

Разумным, – ибо только тот поймет

Полет, кто сам когда-нибудь летал.

Когда Душа, в сомненьях трепеща,

Взмывает на крылах своих в зенит,

Она сама – бессмертия праща,

Пусть доказать совсем иное мнит.

Одна лишь мысль о вечном – в тот же миг

Способна унести в такую высь,

Куда телесный, бренный наш двойник

Не смеет и в мечтаньях унестись.

По ту сторону чуда, Или мятежный 66-й

Пастернак перевел всего три сонета Шекспира, два из них – до войны, в 1938 году. Непосредственным поводом для перевода была «Антология английской поэзии», которую составлял С. Маршак. Составление затягивалось, а после заключения пакта Молотова – Риббентропа, когда Германия сделалась другом СССР, а Англия – врагом, издание такой антологии стало невозможным